Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться… Хроника идущей войны

…я не уверен, что это так, но Захарченко, быть может, видней.

Размышляя на эти темы, я поинтересовался мнением своего донбасского товарища, пошедшего воевать сразу после Одессы. Он был явным примером противоположного толка, потому что воевать пошёл в 21 год.

— Ты отделением командовал, да?

— Я был замкомвзода в Иловайске.

— И какого возраста был твой взвод?

— Все были за сорокет.

— А тебе едва за двадцать. И они тебя слушались?

— Ага, невероятно. Один только там был «малёванный», и то к нему Дед подошёл. Самый старший во взводе. Дед всё «малёванному» объяснил… Слушался меня даже покойный уже Форос, местный пацан, — он вообще три войны прошёл.

— А где воевал?

— В Сьерра-Леоне первый раз… Я, когда узнал его биографию, у него спрашиваю: «Что ж ты сам отделение не взял?». «Веришь, — говорит, — меня так всё достало, а ты на юношеском заводе, который со временем пройдёт. Думаю, пацан всё правильно говорит, а если пацан какой-нибудь лишак сморозит, то я его поправлю. Юношеский задор лучше опытного глаза».

— Мне Захарченко сказал, что войну на Донбассе отыграло поколение людей, которым в районе сорока.

— Обделалось моё поколение, что тут говорить, — легко признал мой собеседник. — Очень многие уехали. Обидно. Так и я это мог сделать. Нам же сколько вдалбливали, что воюют только дураки. Мы же это впитали…

Захарченко успел впитать другое. Он видит историю с позиций своего поколения.

Хотя в данном случае, уместнее сказать: нашего.

У нас разница в год: я родился в 1975-м. Он был пионером, но не попал в комсомольцы. Я был пионером, но в комсомол меня не приняли — 91-й был последним годом, когда принимали в комсомол, и мне, единственному в классе, — отказали. Я был упрямый ревнитель всего советского; фанатично преданный судьбам и заветам Аркадия Гайдара, молодогвардейцев, красных командиров, влюблённый в песню «По военной дороге, шёл в тоске и тревоге боевой 18-й год…» и всерьёз смотревший фильмы про молодого Ильича.

Моя мизерная человеческая история никого не волнует, но для меня распад Союза начался с того, что я — я! единственный настоящий комсомолец в классе! а может, во всей школе! а, может, на всю Россию, чёрт меня подери, — не стал комсомольцем.

В моей стране всё покатилось через голову, кубарем.

И с тех пор не может остановиться.

Захарченко, меня это забавляет, тоже летний, и родился под тем же созведием — Рака — что и я.

Скепсис по поводу всей этой звёздной мишуры мне понятен; но вместе с тем я часто замечаю за собой, что угадываю главные мотивации и побуждения тех, кто родился в разгар лета.

Мне иногда кажется, что я всё понимаю про Гаврилу Державина — боевого офицера, великого поэта, государственного чиновника, достигшего наивысшей ступени в табели о рангах: он стал тайным советником.

Всё понимаю про Дениса Давыдова — боевого генерала, легендарного партизана, великого поэта, остроумца и провидца.

Понимаю про Владимира Маяковского, революционера и невротика.

Понимаю про солдата, понтореза и охотника Хемингуэя. Про бесстрашного лётчика и гения — Антуана де Сент-Экзюпери.

Это всё мои соседи по звёздам, я порой верю в эти штуки, и совсем этого не стесняюсь.

Я даже Гиви — тоже, как и я, июльского — понимаю лучше, чем Захарченко.

Про Захарченко я понимаю меньше, мало.

Кажется, — лень проверять, посмотрите сами, — Захарченко родился в один день с Майком Тайсоном, или в соседние дни. Но я даже про Майка Тайсона знаю больше.

Я могу перечислить всего несколько вещей про Захарченко, которые понимаю в нём ровно потому, что они есть во мне.

Сейчас перечислю, вот.

Легче сказать правду, чем соврать. Если нет возможности сказать правду — лучше смолчать.

Никого не обманешь, и самое главное — не стоит обманывать себя.

Мужчины могут убивать друг друга; к несчастью, это данность.

Свобода и достоинство твоего рода выше твоей личной свободы.

Преодоление — нормальная форма жизни.

Мало спать, много употреблять алкоголя и никотина — это нормально: если ты щедро, и не себя самого ради, делишься с жизнью своей жизнью — она тебе многое вернёт.

Пожалуй, всё.

Если вспомню что-то ещё — добавлю.

Я, будучи старше его на год, признаю его старшинство: я вынужден в этом сознаться.

Он умеет многое из того, чему я никогда не научусь.

Тем более мне проще говорить это, что я совершенно независим от него, даже если работаю с ним. Но у меня, если совсем чуть-чуть, на тысячу километров, открутить земной шар, идёт отдельная жизнь — в любой момент я могу уйти туда, закрыть за собой дверь и больше ни одного звука отсюда, с Донбасса, не услышу.

Но у меня уже нет сил забыть обо всём, что тут происходит.

Всякий раз обещая себе, что больше сюда уже не поеду, ведь узнано и пройдено уже многое, — я неизбежно, чуть-чуть подвирая самому себе, возвращаюсь.

Здесь происходит самое важное.

— И во́т ты, Александр Владимирович, глава целой страны. Каковы первые ощущения?

— Я в политику не лез до самого августа. И тут как ушат холодной воды вылили на голову. Не ушат, а… озеро Байкал… — Одна сигарета бычкуется, тут же прикуривается вторая.

— Первым назначением, которое я сделал, был министр обороны Кононов. На тот момент это был единственный человек, который мог объединить «Славян» с «Оплотом» — две самые мощные силы, — Захарченко имеет в виду «Славянский батальон», созданный Стрелковым, и свой «Оплот Донбасса». — Стрелков привёз с собой из Славянска 6,5 тысяч бойцов. Я занимался их размещением и разместил их в Донецке за три дня. Кононов был среди них. Общая численность двух подразделений составила более 15 тысяч человек. Потом, Кононов воевал с нами в Шахтёрске, и «оплотовцы» воспринимали его как человека, которого они видели в окопе. А слухи ведь быстро расползаются.

— Большинство бойцов, которые пришли из Славянска, — они и сейчас на позициях?

— Да, воюют. Но это не близкое окружение Стрелкова. Близкое окружение Стрелкова уехало вместе с ним.

— Самая главная твоя государственная задача на тот момент была какая?

— Держать территорию. Мы думали, что здесь будут «вежливые люди». Пример Крыма нас всех на время просто окрылил, но это же и загнало нас в будку, где мы просидели слишком долго. Если бы не было примера Крыма — мы бы не допустили тех ошибок, которые произошли. Когда появилось осознание того, что ситуация другая, — мы начали стремительно её выравнивать.

— Ты говоришь, что политика не интересовала, но когда ты рассказывал, как вы в самом начале брали донецкий горисполком, ты о нём говорил как о здании, которое должно было обеспечить функционирование государства.

— Подожди, давай разберёмся. Я же пришёл не от сохи и меня никто не оторвал от отбойного молотка. Я человек, у которого когда-то был средний бизнес. Да, в масштабах Рината Ахметова — это, наверное, не очень заметно, но я всё-таки имел некоторые возможности: у меня тысячи людей были в управлении. Я прекрасно понимал, что такое жизнеобеспечение города и для чего нужно это здание. Когда я защищал это здание — я делал это не для себя. Не для того, чтобы стать мэром или кем-то ещё, а для того, чтобы люди в городе жили нормально. То есть я не имел представления о том, как работают коммунальные службы: мне это тысячу лет не нужно было. Но я знал, что они должны работать, и поэтому этот центр городского управления сохранил. А то, что пошло дальше, — стечение обстоятельств, и я не в курсе, за что мне такую кару дали.