Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться… Хроника идущей войны

Тем более, что некоторые подразделения ополченцев, в связи с изменением линии фронта, остались в тылу, и передвигаться к передовой не спешили — но откровенно разлагались в безделье.

В октябре 2014 года в гостиницах Донецка можно было наблюдать ошалевших и мрачных ополченцев, сидящих за пустыми столиками в гостиничных ресторанах и тоскливо разглядывающих проституток: денег у бойцов явно давно не водилось; и поступлений не предвиделось.

В ожидании зимы нужно было срочно запускать экономику молодого государства и стремительно наводить порядок.

18 октября Захарченко объявил о грядущей национализации основных предприятий Донбасса. Крупнейших финансовых воротил, владельцев заводов и фабрик элементарно не было в Донецке. С ними, с каждым в отдельности, придётся разбираться позже — и в основном на нейтральной территории, чаще всего — в Москве: в Донецк они элементарно боялись сунуться.

Куда важнее было насадить тотальную дисциплину в собственных вооружённых силах.

— Ввели суды рот и батальонов, — рассказывает Захарченко. — Роты судили своих мародёров: и смертные казни были, и через палочный строй прогоняли. Сделали так, что армия сама боролась с этим.

А самое сложное — амбиции командиров подразделений… Поэтому порой приходилось принимать и жёсткие, и очень жёсткие решения.

Самый трудный момент был с Безлером — Захарченко, чуть морщась, говорит, что у этого командира к определённому моменту было «изменённое сознание»; но Безлер отбыл.

Установка правопорядка в городе шла с переменным успехом: достаточно сказать, что когда республике возвращали городские заправки, в одной перестрелке было убито двое бойцов Захарченко — обстрелянные, повоевавшие мужики, погибли от рук своих же.

Но заправки вернули.

— Поначалу здесь было очень много чеченцев, — однажды в разговоре вспомнил я. (На них иногда грешили московские «националисты», как на рассадников бандитизма.) Захарченко в ответ рассказал несколько убедительных историй про отлично воевавших чеченцев, причём так и оставшихся в ополчении. Про других, вдруг повеселев, сказал, что их передали на руки родственникам.

— Почти все уехали, — в своей иронично-серьёзной манере, когда даже глаза не улыбаются, повторил Захарченко. — Некоторые даже в багажниках. Вывозили, торжественно вручали. Сдал, принял, протокол: ухо есть — есть, нос есть — есть: нормально. — …В другой раз Захарченко горько признается: — Самое обидное, что к нам иногда ехали — не самые лучшие…

Самая зверская история на территории ДНР связана с захоронением под Старобешевым — там было обнаружено 26 человек, убитых людьми, выдающими себя за «ополченцев». Тех из них, кого смогли поймать — судили и наказали смертельно.

Следующий этап — пока не начался новый виток большой войны — ознаменовался попытками установить контакт со средним и малым бизнесом.

Местные бизнесмены при каждом перемирии — сколь бы условным оно не было — понемногу возвращались на Донбасс. Первое время они придерживали свои кровные — в уверенности, что вот-вот вернётся Украина, и всё будет как прежде.

— Я честно пытался устроить разговор между бизнесом и властью на предмет того, что мы друг друга понимаем, что мы союзники, — признавался Захарченко. — У меня этого не получилось. Союзником власти бизнес не стал, и никогда не станет — я это понял. Я пытался строить с ними партнёрские отношения. Но получилось так, что власть выполняет свои обещания, а бизнес начинает обманывать. И тогда я решил, что власть должна заняться бизнесом — в том плане, чтобы бизнес понимал, что власть всё-таки зубастая. Только надо объяснить, в каком именно смысле зубастая. Появились республиканские супермаркеты, республиканские заправки и республиканские аптеки. Бизнес получает конкурента в виде власти и начинает её бояться. Этих людей нужно наказывать не автоматом! К примеру, я провернул операцию, когда за свои деньги я купил 3,5 тысячи тонн картошки. И всё! Картошка упала в цене и не поднимается. Я уже ничего не покупаю: цена встала. Бизнесмены в итоге привыкли к определённому заработку и теперь живут на этих деньгах, а не на баснословных прибылях. Я, конечно, понимаю, что в этот момент кого-то разорил…

— Это озарение снизошло — с картошкой? — с доброй иронией спросил я.

— Жизненный опыт, — совершенно серьёзно ответил Захарченко. — Я же занимался продуктами питания. Это была моя работа. Опыт показал, что это правильно: почему нет?

Опыт у Захарченко был самый разный; уточнять не станем — кто смог, сам догадался.

Новым начальникам республики приходилось выкручиваться не только в сложнейших отношениях с Киевом, с местным бизнесом и с «полевыми командирами», но и с российскими чиновниками тоже: огромная их часть, признаем, далеко не всегда выступали в качестве сторонников и соратников донбасских республик.

— Россия никак не могла понять, — смеялся Захарченко: — почему она перекрывает границу, а мы всё равно получаем 20 тысяч тонн бензина в месяц. Причём каждый пограничник сидит под каждым кустом и пытается нас поймать.

К какому-то моменту я понял, — продолжает Захарченко, — что если на этом этапе внедрить демократическую модель — государство не выживет. Диктатура — единственно правильная модель управления государством в период его становления. Причём государство должно иметь рычаги влияния на все до единой сферы жизни общества. Особенно экономические: безопасность продуктовая, энергетическая и так далее. Если на ключевых направлениях вовремя не проявить волю — всё, конец.

— А общество?

— Общество можно направлять. Что такое на самом деле управление? Это искусство направлять события так, как тебе нужно. Искусство приказывать людям делать то, что ты хочешь, не говоря при этом ни слова.

— Что особенно раздражало тебя в тот момент, когда ты от войны стал переходить к экономике?

— Первое время очень бесил телеэкран — когда я видел там себя. Прибегал домой, включал последние новости, и — просто не мог себя видеть… А потом стал равнодушен к этому, и сейчас вообще ничего не смотрю.

Мы сидели втроём; когда про все виды стрелкового оружия переговорили, и плюсы-минусы ношения бронежилетов обсудили, речь зашла про кино; я спросил у военкора Поддубного:

— Жень, а у тебя есть самый любимый фильм? Или три?

— У меня есть, «Брестская крепость», — вклинился Захарченко, пока Женя раздумывал.

— Новый? — спросил я.

— Нет, хотя и новый тоже смотрел. Мне клип нравится, «Небо славян».

— На Кинчева? — удивился я; с рок-н-роллом Захарченко у меня мало ассоциировался; он предпочитал другие мелодии.

— Да. Сделали клип, вот там где рукопашная идёт из «Брестской крепости».