Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться… Хроника идущей войны

— «Ну, нам же казалось, что тут только россияне, а россиян можно брать», — говорила эта женщина. Они многого не понимают, — продолжала врач. — Откуда в основном идут в армию? Из сёл, из деревень. Эта женщина рассказывала, что в их деревне мужчин не осталось. Сами они с Винницы… Перевели этого разведчика в днепропетровский военный госпиталь. Мы созванивались с их докторами, много рассказывали про диагноз, про состояние его. Поначалу они даже боялись его забирать, из-за того, что он мог во время транспортировки погибнуть. Сами врачи благодарили нас за то, что парню сохранили жизнь. Но когда его привезли в Днепропетровск, появились такие статьи! Будто медики донецкие пытали его, гвозди под кожу загоняли, лечили только глюкозой. А ведь мы его промывали с тяжелейшим перитонитом, сделали в течение месяца шесть или, нет, восемь операций. А про нас пишут, что мы его не лечили, что мы врачи-убийцы, — здесь врач посмотрела на меня, и во взгляде её было удивление, но обиды не было никакой, словно она не то, чтобы разозлена, а просто озадачена слабостью человеческой природы. — Информационная идёт война, — неожиданно заключила она; и у меня возникло твёрдое ощущение, что если она и знала эти слова по отдельности пару лет назад, то наверняка ими ни разу не пользовалась в такой последовательности.

То, что никакого мира не будет, бойцы на передовой отлично знали. Не потому, что были столь прозорливы — а потому, что в реальности мира не было вообще ни дня. Позиционные бои происходили в ежедневном режиме; бомбёжки не прекращались. Только в первый месяц «мира», с 6 сентября по 6 октября, на территории ДНР и ЛНР погибло около 330 человек.

В сентябре по Донецку украинская сторона стреляла как по часам: в 6 утра ежедневно. Целились они, хочется верить, именно в позиции ополчения, но попадали — куда придётся.

Не заметить некоторые вещи было просто невозможно; при всём фарисействе западных СМИ и патентованных правозащитников, какая-то фактура начала проявляться.

Правозащитная организация «Human Rights Watch» обвинила батальон «Айдар» в совершении преступлений против человечности на оккупированных территориях. «Amnesty International» предоставила доказательства того, что украинская армия использует установки «Ураган» и «Смерч», а также запрещённые кассетные бомбы.

Сначала Пётр Порошенко в некотором полемическом запале объявил, что пока украинские дети ходят в школу, дети Донбасса будут сидеть в подвалах, — а следом ОБСЕ подтвердила, что как минимум два обстрела донецких школ, в результате которых погибли и дети, и взрослые, были произведены с территорий, контролируемых ВСУ.

18 сентября под обстрел попал Свято-Иверский женский монастырь. Помимо списка Иверской иконы Божьей матери, почитаемой как чудотворная, в монастыре находилась икона с частицей мощей Серафима Саровского. Монастырь располагал мощевником с мощами святых угодников: преп. Амвросия Оптинского, преп. Митрофана Воронежского, преп. мученицы Елизаветы, преп. мученицы Варвары. Стреляли прицельно из миномётов и гаубиц: монастырь находился в прямой видимости с позиций ВСУ и попасть туда случайно было нельзя.

20 сентября обстрелу подвергся Донецкий казённый завод химических изделий. В радиусе трёх километров почти все здания остались без стёкол, но завод разбомбить не удалось.

Спустя месяц, 20 октября, украинские силовики снова осмысленно пожелали устроить апокалипсис в конкретном Донецке — и в казённый завод химических изделий была выпущена ракета «Точка-У»: взрывная волна была такой силы, что пострадали постройки в центральной части города: школы, Главпочтамт, стадион «Донбасс Арена».

К концу октября Киев отозвал свои подписи под линией разграничения сторон конфликта: а что кривляться-то. 4 ноября Пётр Порошенко поставил вопрос в Совете Безопасности Украины об отмене «особого статуса» Донбасса, а 9 ноября председатель Верховной Рады Александр Турчинов отказался подписать закон об амнистии участников конфликта на Донбассе.

Кто-то, видимо, сказал этим ребятам, что если они ещё раз дружно пойдут в атаку — то уже наверняка победят.

К осени на Донбассе было разрушено более пяти тысяч домов, более ста школ, десятки больниц — цель была очевидна, давайте не станем её скрывать: по возможности сберегая личный состав армии, Киев желал довести население Донбасса до полного отчаяния. Ставка была на восстание в тылу. Но восстания всё никак не случалось: жители Донбасса оказались на редкость упрямы.

Причём, что греха таить, терпеть населению приходилось не только разнообразных украинских силовиков.

Объективный факт: осенью 2014 года никакой единой «армии Новороссии» не существовало. Территории ДНР и ЛНР были, прямо говоря, поделены между наиболее удачливыми «полевыми командирами».

Андрей Пургин в октябре честно признался мне, что в некоторые города рискованно ехать даже руководителям республики; а куда-то не стоит ехать вообще — это чёрная зона, такие населённые пункты едва ли не отвоёвывать надо у самих же «ополченцев», что там кормятся.

Помимо нескольких серьёзных боевых группировок, на территориях работали ещё и многочисленные банды, иногда этнически окрашенные. Очень часто в негативном контексте шла речь о казаках, или о выдающих себя за таковых.

— Когда казаков разоружали, — вспоминал Захарченко, — нашли тактический рюкзак — мы вдвоём его поднять не могли: причём один я спокойно поднимаю 80 кг. Но этот рюкзак мы тащили волоком. Общая сумма добра в нём была на сумму более трёх миллионов евро. Золотые часы, коронки, крестики, серёжки, иконы — грабили всё.

Причём половина казаков — нормальные парни. Я лично знаю многих казаков, которые воевали в Иловайском котле. А другая половина пошла для чего: ствол имеешь при себе, можно разжиться. Как в том анекдоте про гаишников: «…а тут ещё и зарплату платят?..» Очень много грязи было.

Известно о нескольких стычках бойцов Моторолы с казачеством, происходивших прямо в Донецке; стычки заканчивались натуральной стрельбой и потерями с обеих сторон.

Дмитрий Трапезников, до того как перейти в администрацию ДНР, был главой Тельманово — так на него было совершено четыре покушения! Со стороны, с позволения сказать, «соратников по оружию» — имевших свои взгляды на судьбу местного хозяйства и разнообразных активов. Трапезникова, вообще говоря, должны были убить, и не убили чудом: то ли удивительная интуиция выручала, то ли везение.

Зоны влияния имелись не только в более-менее отдалённых и, тем более, прифронтовых населённых пунктах, но и в самом Донецке: заправки, автосалоны, гостиницы, отели, коттеджи — всё что угодно могло попасть в ведение того или иного командира.