Николай Чергинец - Сыновья

Леоновы и Сергей более трех часов были в палате, и за это время ни больные, ни врачи не заходили туда. Оказалось, что у дверей, как на пост, стала соседка по палате и никого не пускала. Она поняла, что этот разговор целительный для Веры Федоровны.

Вера Федоровна спросила у Леоновой:

— Сколько дней вы у нас будете?

— Миленькая вы моя, Вера Федоровна, меня же только на трое суток отпустили, мужа на столько же.

— Остановитесь у нас, Сереженька вам город покажет.

— А не стесним?

— Что вы! — возмутился Сергей. — Вы же к нам приехали. А мама постарается за эти дни на ноги встать. Правда, мам?

Вера Федоровна чуть-чуть улыбнулась.,

— Постараюсь, сыночек. Постараюсь. Ты только уж посмотри за гостями, корми их хорошенько…

Немного отдохнув, Леоновы и Сергей поехали на Северное кладбище. Могила Николая находилась недалеко от входа, слева от большой аллеи. Она была вся в венках и букетах цветов. У простого, выкрашенного красной краской столбика стоял портрет Коли. В форме десантника, чуть улыбающийся, с открытым добрым лицом, он смотрел на живых. Анастасия Макаровна плакала. Муж молча держал ее под руку и, сжав зубы, не отрывал взгляда от портрета.

Сергей заглянул под небольшую деревянную скамейку, вкопанную недалеко, и чертыхнулся. Ведерка и маленькой лопатки, которые сутки назад положил под скамью, не стало. Он пошел вдоль могил: может, кто-нибудь взял и забыл положить на место.

В этот момент к Леоновым, сильно хромая, тяжело опираясь на палку, подошел молодой парень. Он остановился сзади и тихо поздоровался. Леоновы оглянулись. Анастасия Макаровна несмело спросила:

— Вы Павел? Павел Чайкин?

— Да, — удивленно ответил Павел, глядя на незнакомых ему людей.

— А мы родители Антона Леонова. Вы знали его?

— Антона?! Конечно, знал, мы же с ним в одном батальоне служили. Антон и Коля друзьями были.

— Да-да, мы знаем.

— Я сегодня выписался из госпиталя и сразу же сюда, даже маме не сказал. Когда я напоролся на мину, мы вместе участвовали в операции. Тогда отделение Антона, в котором был и Коля, попало в засаду. Ребята сражались как герои.

— Да-да, — согласно кивнул головой Сергей Алексеевич. — Антон нам писал об этом. Он рассказывал и о вас. Мы знаем, что вы первым заметили ракету и первым бежали к ним на помощь. Антон считал, что вы спасли его и все отделение от смерти.

— О нем ничего не слышно?

— Нет, — печально ответила Леонова. — Совершенно ничего не слышно. — Она чуть заметно кивнула головой на могилу: — Вот, видите, еще одного вашего товарища не стало. Забрала война его от мамы, от семьи… от вас… Жить бы ему еще да жить.

Павел тяжело опустился на скамейку и долго смотрел на портрет Коблика. В его взгляде были и боль, и печаль, и даже вина, которую он чувствовал при мысли, что он живой, пусть даже инвалид, но живой; а вот Коля уже никогда не увидит ни солнца, ни зелени, ни людей.

Леоновым очень хотелось поговорить с Павлом, ведь он служил рядом с их сыном, общался с ним, но они видели, в каком Павел состоянии, и не стали вести разговор.

На следующий день в квартире Веры Федоровны было многолюдно. Пришли мать и сын Чайкины и Лемехов.

Сергей, как заправская домохозяйка, хлопотал у стола. Ему помогала Анастасия Макаровна, которая вместе с мужем уже успела с самого утра сбегать на базар, а затем в больницу. Разговор за чаем длился долго. Общая беда словно породнила этих людей, которые раньше даже не слышали друг о друге. У каждого из них была своя боль и своя тревога, но сейчас они вели разговор о Вере Федоровне, о ее страшной беде и думали о том, что им предпринять, чтобы хоть немного уменьшить ее боль, разделить ее горе.

Прошел почти месяц, прежде чем Леонов и Николаев смогли уверенно держаться на ногах. Их глубокая яма днем быстро нагревалась, в ней стояла страшная духота, а ночью она также быстро превращалась в холодильную камеру. Парни сильно мерзли и от холода не могли заснуть. Кормили только два раза в день: утром, как правило, каждый получал лепешку и чай без сахара, в обед маленькую миску какой-то бурды, называемой супом, немного фасоли или риса с томатным соусом и кружку воды. Вечером — вода.

Пока сидели в яме, с ними никто не разговаривал.

Антон и Алексей решили, что душманы и их западные инструкторы усомнились в том, что им удастся завербовать. пленных.

Однажды утром, сразу же после «завтрака» двое душманов подняли вверх решетку и молча спустили вниз узенькую лестницу. Один из них жестом приказал пленникам вылазить.

Первым поднялся Леонов и, прикрывая рукой глаза от солнца, оглянулся. Во дворе было много душманов. Когда Николаев оказался рядом, один из охранников пошел впереди, а второй стволом автомата показал солдатам, чтобы они шли за проводником. Сам он двигался сзади. Пленных подвели к небольшому двухэтажному дому.

Сразу же в маленьком мрачном коридорчике пошли вниз по настолько узенькой лестнице, что локти упирались в шершавые стены.

Остановились на небольшой площадке. На стульчиках у металлической двери сидели двое охранников. Парням бросилось в глаза, что оба вооружены пистолетами, засунутыми за широкие ремни. Охранники большим длинным ключом открыли дверь.

Сначала в дверь толкнули Леонова, затем Николаева. Дверь тут же закрылась, сухо щелкнул замок. Солдаты молча осматривали помещение. Оно было большим. Высоко, под самым потолком, малюсенькое с металлической решеткой окно. Света от него было мало, но в полумраке парни уже неплохо видели. В комнате, или, вернее, камере, была целая группа людей. Они молча смотрели на вошедших. Николаев первым обратил внимание на то, что некоторые из них были одеты в форму военнослужащих Советской Армии. Алексей неожиданно поздоровался:

— Здравствуйте!

И растерялся, услышав, родные русские слова:

— Привет!

— Здравствуйте!

Все сидевшие сразу же зашевелились, некоторые повскакивали на ноги, обступили Леонова и Николаева.

Теперь было уже ясно, что парни встретились со своими. Один из них, высокий заросший большой бородой и усами парень, представился:

— Старший сержант Тамарин. Нас здесь девятнадцать солдат. Кто вы?

Леонов и Николаев переглянулись: не очередная ли провокация. Хотя чего бояться? Ведь душманы все равно знают их фамилии. И Николаев сообщил, кто они. Сразу же на парней обрушился град вопросов: давно ли они с Родины? Когда и как оказались в плену? Где жили в Советском Союзе?

Сначала новички отвечали сдержанно, но затем разговорились и сами стали расспрашивать. Оказалось, что в подземной камере душманы собрали советских солдат, захваченных в разное время и в разных местах. Некоторые из них находились в плену по два-три года. Все худющие, с истерзанными телами, измученными лицами, в изодранной одежде.