Николай Чергинец - Сыновья

До поздней ночи шел разговор. Николаев и Леонов узнали, что они находятся в душманской тюрьме, расположенной вблизи пакистанского города Кветта. В этой тюрьме кроме советских солдат душманы содержат не менее трехсот афганских военнослужащих, которые находятся в длинных барачного типа зданиях.

В первый вечер Николаев и Леонов поближе познакомились с Тамариным, Жураковским, Мещеряковым. Леонов обратил внимание на худого, изможденного парня. Он сидел, покачиваясь из стороны в сторону, и, не обращая внимания на громкие разговоры, весь ушел в себя. Антон спросил у старшего сержанта:

— Что с ним?

Тамарин тихо ответил:

— Это Валера Киселев. Во время боя он сорвался со скалы, а когда пришел в сознание, то был уже в лапах у духов.

— Да, но, по-моему, здесь нет таких, кто сдался сам?

— Конечно, но Валера находится в плену уже три года, больше, чем любой из нас. Он стал плохо видеть, его мучают боли в суставах, открылись и гниют раны.

Леонов со щемящим чувством боли и сострадания смотрел на парня, который был похож на сухого, сморщенного старика. Глухо спросил у Тамарина:

— А он не пытался бежать?

— Почти все мы пытались. Может, поэтому и согнали нас всех сюда, откуда, по-моему, рвануть невозможно.

Леонов с тоской осмотрелся. Их камера почти вся под землей. Это ясно по количеству ступеней лестницы, по которой спускались. Поверхность земли где-то на уровне оконца. Решетки — с толстыми прутьями, загнанными прямо в бетонную стенку, руками такие не выломаешь. Потолок — тоже из бетона. Зло чертыхнулся:

— Похоже, что так. Наверное, специально для тюрьмы строили.

— Ну ладно, братцы, — произнес старший сержант, — давайте отдыхать. Никто не знает, что день грядущий нам готовит.

— Ты, наверное, старший в группе? — спросил у Тамарина Николаев, устраиваясь рядом.

— Я — старший по званию, и мне ребята приказали быть старшим.

Леонов после пережитого долго не мог уснуть. Встреча со своими принесла и радость и огорчение одновременно.

«Черт возьми, если нас столько здесь, в одном только месте, сколько же во всех душманских тюрьмах?! — Он беспокойно повернулся на другой бок и, успокаивая себя, подумал: — Как бы там ни было, а нас теперь целый коллектив, почти взвод. А взвод солдат — это сила. Так что поживем — увидим».

С этими мыслями он и уснул. А утром в камеру четверо безоружных и молчаливых мужчин внесли три чайника, девятнадцать металлических кружек и девятнадцать лепешек. Потом они переговорили между собой и один, сходив куда-то, принес еще две лепешки и две кружки.

— Чуть о вас не забыли, — пошутил Тамарин и, отломав кусочек лепешки, положил его на кружку, стоявшую перед Киселевым.

— Ешь, Валера.

Николаев и Леонов с удивлением смотрели, как все ребята отламывали от своих лепешек кусочек и клали перед Киселевым.

Тот возмущенно отодвинул все это от себя:

— Вы что, мужики, совсем сдурели! Не надо мне вашей помощи. Я сам скоро поправлюсь.

— Вот когда поправишься, тогда и не будем давать, — решительно сказал Тамарин и приказным тоном добавил: — Ешь, тебе говорят. Мы здесь все будем держаться друг друга до конца.

Антон и Алексей молча отломали от своих лепешек по кусочку и положили их в общую кучку.

Мещеряков тихо объяснил новичкам:

— Валера сильно ослаб, и мы вчера решили хоть как-то поддержать его.

— Правильно решили, — согласно кивнул головой Николаев.

После того как посуда была убрана, знакомство продолжалось. Тамарин по очереди рассказал о ребятах:

— Вон в том углу, — кивнул он головой на двух солдат, сидевших чуть отдельно от других, — Вакеев и Брей. Оба сильно переживают. Андрей — это Вакеев, допустил ротозейство. Пошел по нужде за скалу, а никому не сказал, чтобы подстраховали. Духи его и сцапали. А вот с Бреем дела похуже. Похоже, что труса сыграл. — Тамарин увидел, как сузились глаза у Леонова, и положил руку ему на колено. — Не надо, Антон. Сам он нам, конечно, подробностей не рассказывал, но даже по отрывочным сведениям, которые он сообщил, видно, что попал он в плен не в бою. Но, по-моему, он парень честный, и поэтому не придумывает о себе ничего.

— А второй?

— Что, второй? Я же сказал, что он попал в плен из-за своей оплошности.

— А может, врет?

— Нет, здесь ложь высвечивается сразу. Вам же обоим мы поверили сразу.

Николаев прошелся по камере и остановился как раз под окном.

— А что, мужики, если достать напильник, то эти прутья можно перепилить. Я точно помню, что у дома охраны нет..

— А дальше что? — мрачно спросил Мещеряков. — Ну выйдем отсюда, ну выберемся из двора. А дальше? До первого же духа или пакистанского солдата?

— Перестань! — неожиданно громко прервал его Леонов и вскочил на ноги. — Под лежачий камень и вода не течет. Неужели вы хотите сдохнуть в этой яме?! Нас же целый взвод. Это — сила! Мы вон с Лешей вдвоем и то смогли рвануть. А такой командой мы можем не только рвануть, но и весь душманский гарнизон в этой тюряге перебить, да заодно и афганским пленным помочь.

— Правильно, ребята! — поддержал новичков Тамарин. — Нечего нам слюни распускать. Мы — армия, а поэтому делаем так: по очереди ведем наблюдение за двором, изучаем их распорядок, размещение охраны, короче говоря, ищем выход из нашего положения. Согласны?

Все молчали, только один солдат спросил:

— А как мы будем за двором наблюдать, ведь чтобы до оконца дотянуться, надо ростом в три метра быть?

— А ты подставишь свою спину, а я на шее посижу и посмотрю, — ответил, улыбаясь, старший сержант.

— А потом что, местами поменяемся? — спросил солдат.

— Правильно мыслишь, Викулин.

— Правильно, командир, — вскочил на ноги солдат-узбек. — А я попытаюсь с теми, кто нам пищу приносит, разговор завязать. Вдруг кто-либо нам сочувствует.

— Давай, Сейсейбаев, действуй, может, тебе повезет.

— Надо подумать, как через дувалы перелезть, — подал голос кто-то из дальнего угла. — Они же, поди, метра четыре высотой.

Леонов поднял руку.

— Тихо, товарищи. Мы вам сейчас расскажем, как мы действовали.

И Леонов, рассказ которого изредка дополнял Николаев, подробно сообщил о том, как им удалось бежать, что пришлось пережить и как их снова схватили.

Когда он закончил, в камере стояла гнетущая тишина.

— Смотри-ка, каким оказался старик, — задумчиво сказал Викулин. Он сидел на полу, обхватив руками худенькие колени, и казался совсем ребенком. — Даже жизнью рисковал ради спасения советских ребят. Таких людей в Пакистане, наверное, по пальцам можно пересчитать…

— Нет, Викулин, — перебил его Тамарин, — люди с чистой совестью везде есть. Думаю, что Антон своим рассказом еще раз подтвердил, что безвыходных ситуаций не бывает.

Кто знает, может, Тамарин хотел своей уверенностью поддержать дух тех ребят, которые поникли головами, а может, действительно появление в их компании Леонова и Николаева всколыхнули у него надежду на освобождение. Как бы там ни было, а люди настраивали себя на борьбу.