П. Курочкин - Курс — пылающий лес. Партизанскими тропами

Воздушная операция по спасению детей принесла славу нашему полку. 7 ноября 1944 года он был награжден [122] орденом Красного Знамени и переименован в 97-й отдельный Краснознаменный авиаполк. На фронтовом аэродроме, где был выстроен весь личный состав, к знамени полка прикрепили боевой орден. Здесь такой же боевой орден вручили и мне, и моим товарищам.

И сейчас, когда бывает трудно, когда по ночам ноют старые раны и не идет сон, приходит успокоительная мысль, что прожил жизнь не зря. Воевал, как все, насколько хватало сил, сделал что-то для людей, и они не забывают этого.

И легче тогда дышится, спокойней живется, крепче чувствуешь под ногами землю, раз живут и здравствуют далекие и близкие мне люди.

__________________________________________________________________________________________________________________________

Сперанский Михаил Федорович

Партизанскими тропами

Об авторе: Сперанский Михаил Федорович. 1916 года рождения. Лейтенант Красной

Армии. В начале войны попал в окружение. Вместе с товарищами создал партизанский отряд,

был его командиром, потом комиссаром партизанской бригады. Награжден орденами и

медалями. Михаил Федорович скоропо стижно скончался, когда его книга находилась в

производстве...

Содержание

Испытание верности

Мы не одиноки

Начало

И снова в бой

Ни минуты покоя

Вести с Большой земли

Блокада

Партизаны в наступлении

За Днепр

Испытание верно сти

Дождь лил пятые сутки. Студеный, совсем не августовский ветер насквозь пронизывал

промокшую одежду. Нас пятеро. Я, политрук, и четыре сержанта. Все мы вышли из

окружения. Ни плащей, ни накидок. И потому замерзли до немоты. Но все же шли и шли,

упрямо пробираясь по густому болотистому лесу. Никто уже не знал, где какая сторона света.

В те дни, когда светило солнце, мы были уверены, что движемся на во сток, к линии фронта.

А теперь вот поди разберись... Не стало и другого, самого верного ориентира - стрельбы с

передовой. Канонада мало-помалу затихла, не слышно было даже дальнобоек.

Ночь наступила еще более безнадежная, чем день, - ни сарайчика, ни стожка, где можно

было бы укрыться и обогреться. Пробираться по лесу во тьме становило сь все трудней.

Особенно до ставало сь шедшему всегда впереди Ивану Сычеву, прозванному Скороходом.

Ро ста он среднего, чуть повыше меня. И такой же суховатый, но крепкий, жилистый, в ходьбе

неустанный, словно заведенный. А главное, он в лесу чувствовал себя как дома, ходил быстро

и смело. Вот и сейчас, другой о станавливался бы, о сматривался. А он пробирается напролом

через чащобу, руками раздвигает ветви и заботливо предупреждает нас всякий раз, когда

встречается какая-нибудь неожиданно сть. Но вот он о становился и радо стно во скликнул:

- Огонек!

Так на корабле, затерявшемся в безбрежном океане, раздается долгожданное: "Земля!"

Все о становились.

- Показало сь... - пробурчал самый о сторожный Евсеев.

- Нет, светится! - возразил Астафьев.

- Если даже про сто ко стер, идемте узнаем, кто такие. Может, хоть обогреемся, - сказал я,

уловив тускло пробивающийся в темноте желтоватый свет.

- Товарищ командир, я разведаю, - попро сился Лев Астафьев, который, как и Сычев,

старался все узнавать первым.

- Иди, да о сторожней, - отпустил я его.

Командиром этой группы я, по сути, не был. Собрались четверо младших командиров из

разных воинских частей, попавших в начале войны в окружение, и уговорились вместе

пробираться к своим, к линии фронта. Ну а по скольку я был политруком роты, то есть

старшим по званию, ко мне и стали обращаться как к командиру.

Астафьев вернулся очень скоро.

- Ну и живут люди! Все у них на виду. Ни занавески, ни ставен, - еще издали услышали мы

его голо с. - По-моему, уже поужинали и собираются спать.

- Да ты толком скажи, что это: хутор, село... - потребовал Баранов, который всегда

докладывал точно и четко.

- Село, конечно! А свет только в самом крайнем доме. По стучимся, покажемся в окно,

увидят, какие мы, небо сь не прогонят.

Но пока мы пробирались по чащобе, заветный огонек в окошке погас. Видимо, хозяева

легли спать. Мы подошли к старой, поко сившейся хате. Но долго пришло сь нам потихоньку

стучать то в дверь, то в окно, пока наконец в сенях не звякнула щеколда и по слышало сь

испуганное:

- Кто такие?

Мы вполголо са, чтобы не услышали со седи, объяснились как могли.

Дверь со скрипом открылась, хозяин чиркнул спичкой и при слабом свете сразу понял,

кто мы такие. Спичка погасла, и в кромешной тьме мы вошли за хозяином в хату. Он тут же

приказал:

- Марфа, завесь окна, да поплотней.

И только когда хозяйка выполнила это приказание, зажег лампу.

- Не буду сильно фитиль выкручивать, керо син на исходе, где его теперь возьмешь... - с

горечью заметил хозяин, черными заскорузлыми пальцами убавляя огонь пятилинейной

лампы так, чтобы она светила не ярче лампадки..

- Ах, зозюлечки вы мои! - пожалела нас дородная улыбчивая хозяйка. - Да ниточки ж

сухой на вас нету! Зараз печку затоплю, обсушитесь. Да вы, наверно, голодные. Юхим, чего ж

ты стоишь, неси что там у тебя о стало сь.

Хозяин вышел и, судя по топоту ног, направился за дом. Видя, что мы настороженно

прислушиваемся к шагам хозяина, Марфа успокоила нас, пояснила, куда ушел он.

- За сараем пришло сь выкопать ямку и всю еду там прятать, да и одежонку что

поновей, - говорила она, нарезая свежевыпеченный еще теплый черный хлеб. - Тащут немцы-

ироды все - и сало, и масло, и яйка. А курочка на глаза попадется, сразу пристрелят. Вот и

приходится то в ямках, то в бурьяне ховать все, что ни на есть.

Юхим вернулся с большим куском сала и кринкой молока. Сам щедро нарезал сало и,

о ставив нож на столе, предложил дальше резать по мере надобно сти.

Огромный черный каравай с хрустящей корочкой быстро уменьшался, да и сало таяло,

как на сковородке. А хозяин все расспрашивал нас про фронт, как будто мы могли знать

больше, чем он сам. И когда убедился, что ничего нового от нас не услышит, по скреб в

затылке и высказал, наверное, самое заветное:

- Может, сразу растерялись наши от неожиданно сти, а уперлись бы да дружно бро сились

на врага, то и не пришло сь бы вот так, в одиночку, по лесам пробираться?

- Упирались, батя. Еще как упирались! - горячо и напористо возразил Астафьев.

Задетый за живое упреком Юхима, Астафьев рассказывал о первых боях. Он не

оправдывался перед этими добрыми людьми, а про сто вспоминал и как бы сам себя

проверял, так ли вел себя в трудные минуты.

Служил он неподалеку от границы связистом. Его радио станцию разбомбило, а его

самого взрывной волной отбро сило в канаву. Когда очнулся, никого своих уже не было, мимо