Франц Таурин - Партизанская богородица

Хрисанф Дмитрич, впрочем, не знал про убийство Трофима Перфильева. Но если бы и знал, рука его не оскудела. Скорее, наоборот. Он, как и прочие «добрые хозяева», давно ждал избавителя, который бы приструнил отбившихся от рук голоштанных крикунов и смутьянов.

Если что и удручало Хрисанфа Дмитрича, то это неприсутствие за накрытым в значительной доле его щедротами столом. Уж очень ему хотелось завязать побыстрее знакомство с начальником отряда.

— Не по пустому любопытству, а для пользы дела, — убеждал он отца Феоктиста.

Но тот решительно воспротивился.

— Господин капитан устали с дороги. И нуждаются в отдыхе. А делами займутся завтра. Да и сами вы, Хрисанф Дмитрич, по зрелом размышлении возьмете в толк, что куда полезнее о делах разговаривать с господином капитаном завтра, когда они, отдохнув, в добром здравии и приятном расположении духа находиться будут.

Только и удалось Хрисанфу Дмитричу упросить попадью протиснуться на кухню, чтобы оттуда хоть единым глазком взглянуть.

Господин капитан тоже заметил выглянувшую из кухонной двери благообразную бороду, но не заподозрил в обладателе ее местного Ротшильда. «Бородища... наверно, староста церковный».

К тому же, в горнице оказалась особа, более заслуживающая внимания.

— Двоюродная моя племянница! — представила попадья с угодливой улыбочкой.

Девица была недурна: смазливое личико с круглыми, умело подведенными глазками, светлые кудряшки и весьма обещающая фигурка. Некоторая доля жеманности не заслонила от опытного глаза капитана, что в девице уже разбужено женское любопытство.

— София! — Она протянула капитану маленькую пухлую ручку.

— Пусть будет Сонечка! — капитан показал в улыбке ровные крупные зубы и приложился к ручке.

Потом щелкнул шпорами:

— Рубцов, Гавриил Александрович!

— Очень приятно! — сказала Сонечка и премило улыбнулась.

Сонечку усадили по левую руку от капитана (к сердцу ближе), — напротив отец Феоктист с дородной своей половиной.

Капитан приналег на поповские разносолы. Конечно, и на пути следования не голодал — не перевелась еще живность в сибирских селах, — но не единой сытости рад человек.

На данном этапе Сонечка была скорее помехой.

Приходилось терять время на бесполезное пока ухаживание за дамой слева и наблюдать не только за своей, но и за Сонечкиной тарелкой.

К тому же, Сонечка почти не ела и использовала свои возможности, забрасывая капитана вопросами.

Круг ее интересов был весьма широк.

И что танцуют на балах в губернском собрании, и какие нынче шляпки в моде, и носят ли декольте, и правда ли, что французские офицеры самые элегантные, и — что особенно удивило капитана, — будут ли брать девушек-патриоток в эти, ну еще такое страшное название, в батальоны смерти.

На все вопросы капитан отвечал односложно, но последний заставил его отвлечься от тарелки.

— А это вам для чего, милая барышня?

Сонечка ответила, что у нее с детства романтическая натура, что Надежда Дурова и Жанна д’Арк всегда были любимыми ее героинями и что вообще она обществу женщин предпочитает общество мужчин.

Капитан выразительно произнес: «Гм!..» и наново оглядел ее оценивающим взглядом, после чего сказал, что ему вполне понятны ее благородные чувства.

— И вообще я по характеру больше мужчина, чем женщина, — продолжала изливаться Сонечка.

«Хорошо, что только по характеру», — подумал капитан и снова скосил глаза на собеседницу.

Он уже утолил первый голод, и теперь его с каждой минутой все сильнее волновал туго обтянутый бюст Сонечки.

Отец Феоктист, первое время не отвлекавший гостя, теперь тоже нашел возможным вступить в разговор.

— Долго ли располагаете пробыть в наших палестинах? — спросил он, подливая гостю янтарно-желтого травничку.

— Мне поручено навести порядок в вашей округе, — ответил Рубцов. — Надеюсь, много времени не потребуется. — И, склонившись к уху Сонечки, добавил: — О чем я весьма сожалею.

В эту минуту капитан был вполне искренен.

— Господи, хоть бы уж наконец-то! — вздохнула попадья.

— Миссию вашу нельзя посчитать легкою, — заметил отец Феоктист, для солидности нажимая на басовые нотки. — В народе не только дерзость, но и лукавство. Открытого неповиновения усмотреть трудно, но тлетворный дух богопротивных социялистических теорий, подобно червю в сердцевине яблока, подтачивает самые основы.

У капитана дрогнули ноздри.

— А мы этого червя под каблук... с яблочком вместе!

— Истинно сказано в Писании, — с готовностью подхватил отец Феоктист, если правая рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну.

— Всё! — упрямо сказал капитан.

— Что всё? — не понял отец Феоктист.

Капитан стукнул кулаком по столу.

— Всё тело в геенну! Выжечь всю заразу!

Попадья тихо охнула. Капитан посмотрел на ее поглупевшее от испуга лицо и усмехнулся. Усмешка эта ввергла попадью в смятение.

— Геенна на том свете. А на этом отряд капитана Рубцова.

— Хотелось бы уяснить себе намерения ваши, — спросил отец Феоктист и сам поразился робости, прозвучавшей в его обычно столь самоуверенном голосе.

Капитан чуть прищурил острые глаза.

— Не поймите, что пытаюсь вторгаться в действия ваши, — заторопился отец Феоктист. — Только желая оказать посильную помощь.

— Благодарю! — сказал капитан сухо. — Что касается намерений... — он снова усмехнулся. — Вряд ли требуются пояснения. Впрочем, могу. Будет приказано: оружие сдать! Партизан и сочувствующих им — выдать!

— У нас в селе не слышно... — начал отец Феоктист.

И попадья подтвердила:

— Пока миловал господь.

— Но сочувствующие-то есть, — возразил капитан. — Двоих уже вижу.

Попадья перекрестилась дрожащей рукой.

— Господи Исусе!

Отец Феоктист попытался улыбкой прикрыть неудовольствие неуместной шуткой.

— Господин капитан шутит, — сказал он и снова наполнил лафетник гостя. — Угощайтесь, пожалуйста. За разговором забыли о трапезе.

Попадья встрепенулась и пододвинула гостю блюдо какого-то соленья.

Капитан учтиво поблагодарил ее, попробовал соленья, похвалил, сказал какой-то комплимент Сонечке, и разговор принял более соответствующее застольной беседе направление.

Впрочем, ненадолго.

Капитан изменил течение беседы:

— Если вам не известны партизаны, то вы, конечно, можете назвать мне людей надежных?

— Ждал такого вопроса, — с удовольствием признался отец Феоктист. — Есть вполне достойные люди. Соломин Хрисанф Дмитрич, владелец бакалейной торговли, Лукин Иван Семенович, церковный староста, Лукин Кузьма Семенович, Петров Иван Степанович. Все люди хозяйственные, с достатком.