Анатолий Петухов - Сить — таинственная река

— А чего тут трудного? — удивился Кривой. — Или дорогу забыл?

— Но я же пришел с той стороны! Я должен захватить Мальменьгу.

— Так там же наши!

— Ваши, — низким голосом четко произнес Григорий. — Разве ты не знаешь, что я — финн?.. Что́ так на меня смотришь? Советская форма — это для маскировки.

Кривой подавленно молчал. И мысли, и чувства — все спуталось.

— Ты что, не хочешь помочь? Я сам вызвался на эту операцию, я надеялся на тебя… Разве ты забыл, как разоряли наше гнездо, как высылали отца?

— Я все помню…

— Ну вот!.. Проведешь нас — и иди на все четыре стороны. Я и денег тебе дам кучу, куда хошь уезжай! Хошь за Сибирь…

Кривой тупо смотрел на свою винтовку, которая валялась на земле, — он выронил ее, когда кинулся к брату, — и не знал, что делать, что говорить. Он хотел быть подальше от войны, хотел, чтобы война никаким боком его не коснулась, а тут получалось…

— Уйти в Сибирь — это другое дело, — сказал он после долгого раздумья. — А ты измену предлагаешь.

— Это не измена, это — война. Мы — братья, и в трудное время мы должны быть вместе… Я не хочу, чтобы ты стрелял по своим, раз уж они тебе так дороги. Ты только проведи меня на место, подскажи только, как пройти, чтобы не наткнуться на дозор или пост. — Григорий взглянул на светящийся циферблат часов. — Да поскорей решай, время идет!..

Закутавшись в фуфайку, Ленька спал, и ему снилось, что на пост незамеченными пробрались фашисты. Снилось, что Кривой ушел, и Ленька, безоружный, остался на посту один. Он хочет бежать, но все пути отрезаны: со всех сторон на него смотрят черные дула автоматов. Страх сжал Леньке горло. Он хотел закричать, но вместо крика получился слабый шепот.

И тут Ленька проснулся.

Все еще находясь под тяжелым впечатлением виденного, он прислушался к ночной тишине и вдруг уловил приглушенный говор. Хотел вскочить, но сдержался и встал тихо-тихо.

Голоса раздавались снизу. Ленька осторожно выглянул из окопа и увидел у подножия горы, за колючей проволокой, двоих. Одним был Кривой, другим… В синем сумраке теней виден был лишь силуэт человека в накидке и военной фуражке.

Разговор велся на вепсском языке. Больше говорил тот, в накидке, а Кривой молчал либо произносил короткие фразы, смысл которых, несмотря на отдельные знакомые слова, Ленька никак не мог уловить. Но он чувствовал, что Кривой в чем-то не соглашается с военным. Или о чем-то просит его?

О, как жалел Ленька, что слишком мало знал вепсских слов!

Но вот, кажется, разговор окончен. Кривой сказал:

— Хо́мен ёл ми́на ля́хтэн ке́скелэ сод…

А вторая половина фразы была совсем непонятной.

— «Хомен» — «завтра», «ёл» — «ночью», «мина» — «я», «ляхтэн» — «выйду»… А что такое «кескелэ сод»? Ку« да он выйдет ночью? Зачем? Это надо запомнить — «кескелэ сод», обязательно запомнить!..

Дальше произошло что-то непонятное: человек в фуражке наклонился, поднял с земли винтовку — чья винтовка? Кривого? Почему она лежала на земле? — разрядил ее, вынул патроны из магазина, потом быстро ощупал карманы Кривого, вернул ему винтовку и подал руку…

Ленька во все глаза смотрел на то, что творилось внизу, готовый в любой миг ринуться на помощь Кривому. Но он ничего не понимал! В голову лезли самые нелепые и противоречивые предположения. Если человек в накидке — наш, то зачем он разрядил винтовку, зачем ощупывал карманы Кривого? Проверял, нет ли оружия? Но зачем?!

Если это враг, то почему Кривой не вступил с ним в борьбу? Ведь винтовку он мог поднять и сам! В крайнем случае, воспользовался бы ножом, который всегда висит у него на поясе.

Человек уходил через болото. Кривой смотрел ему вслед, пока он не растворился в тумане, потом огляделся по сторонам и, ссутулясь, стал медленно подниматься в гору. Ленька юркнул на дно окопа, сжался в комок, накинул на себя фуфайку.

Он слышал, как Кривой подошел к краю окопа, остановился. От напряжения у Леньки зазвенело в ушах. Он ждал: вот сейчас Кривой разбудит его, объяснит случившееся и отправит в Коровью пустошь, к Федору Савельевичу.

Но Кривой постоял с минуту, прислушиваясь к Ленькиному дыханию, потом так же молча отошел к старому пню и, тяжко вздохнув, сел…

Остаток ночи прошел без сна. От неподвижности занемели руки и ноги, заныла спина. И едва первые лучи солнца позолотили косматые верхушки сосен, Ленька поднялся.

— Ух и замерз же я!.. — потягиваясь, сказал он. — Аж чуть не скочурился.

Кривой скользнул настороженным взглядом по лицу связного, пробормотал:

— В этой могиле недолго и скочуриться.

Ленька попрыгал, чтобы отогреться, и главное, не разоблачить себя, потом достал из мешка ломоть хлеба и подошел к сосне, намереваясь лезть на свой наблюдательный пункт.

— Топал бы домой. Посинел весь… Лучше бабам хлеб убирать помогал бы.

— Такого приказа не было. Когда скажут уйти, тогда и уйду.

— Жди, когда скажут. О тебе уж все забыли. Наступления нету, значит, и связной ни к чему.

Казалось, Кривой хотел остаться один.

«А если в самом деле уйти? — подумал Ленька. — Но может, он говорит так для проверки? Хочет убедиться, вправду я ничего не слышал и не видел или притворяюсь?.. Нет, все должно быть так, как всегда…» И Ленька полез на сосну.

Кривой забрался в окоп, спрятал голову под полушубок и замер. Впервые за все время он оставил винтовку прислоненной к стенке окопа, а не положил ее между коленей.

Ленька, как всегда, пристегнул себя ремнем к стволу дерева и нетерпеливо поднес к глазам бинокль: ему хотелось удостовериться, что ночью действительно кто-то приходил на пост и что все виденное и слышанное не почудилось.

Он сразу увидел след. Вероятно, человек торопился и оставил позади себя светло-желтые прядки выдернутого мха.

Ленька медленно ведет глазами по следу, с напряженным вниманием осматривая узкую горловину. Вот кочка, похожая на султана, с коричневой, свешивающейся во все стороны травой. Она примерно на средине горловины. А след тянется все дальше и дальше, он уже заметен чуть-чуть. Бинокль замер. Взгляд беспомощно заметался: далеко, не видно, не разобрать! Слезятся глаза, надо дать им отдохнуть.

Ленька опускает бинокль, и в поле зрения попадает лес на той стороне болота. Сомнений нет: человек в накидке пришел оттуда, он пересек болото именно в этом, самом узком и единственно проходимом месте.

«Может, это дезертир? — подумал Ленька. — Конечно! Он струсил, он бежал с передовой и разрядил винтовку Кривого, чтобы тот его не застрелил. Ведь за такое расстреливают… Но если бы он был дезертиром и случайно встретился с Кривым, он мог бы назваться разведчиком…» Ленька терялся в догадках. Новая мысль вовсе сбила с толку: они ж разговаривали на вепсском языке! На языке, которого почти никто не знает!..