Борис Крамаренко - Плавни

Приняв из рук Наталки расшитый красными маками рушник, тихо спросил:

— Учительница пришла? Я ее что–то не вижу.

— Нет еще, дядя Андрей, может, сбегать?

— Пошли Тимку и скажи, чтоб обязательно пришла. От моего имени, пусть так и скажет.

Наталка убежала, а Андрей обратился к сидящему возле него старику.

— Не жалеешь, Прокофий Денисович, что сыны твои ко мне в гарнизон перешли? — Он кивнул в сторону двух рослых парней в синих черкесках и ярко–голубых чекменях.

— Нет, Андрей Григорьевич, не жалею… Замучились я и моя старуха, когда они в плавнях блукали… и ты скажи, Андрей Григорьевич, ведь сам, старый дурак, послал их в восемнадцатом к Покровскому!

Наталка, отправив Тимку за учительницей, бросила на Андрея раздосадованный взгляд.

«Неужели она ему нравится? А впрочем, мне что за дело? Пускай…»

Но Наталка была неискренна сама с собой. Чисто женским чутьем она догадывалась, что нравится Андрею, — и все–таки ей было досадно, что, едва появившись у них, он захотел видеть Зинаиду Дмитриевну. Наталка незаметно оглядела Андрея. «А ведь он красивый, и синяя черкеска ему больше идет, чем серая, а старики–то ему прямо в рот смотрят — ждут, что он скажет…»

Из дома показалась торжественная процессия: шествовал Степка Пустобрех с двумя своими помощниками и несколькими девчатами. Белый колпак Степки слез ему на затылок, обнажив бритую голову и потный лоб. На большом блюде Степка нес жареного поросенка, искусно обложенного мочеными яблоками и румяной картошкой. Его помощники едва тащили подсвинка, замаскированного по уши тушеной кислой капустой, чтобы скрыть его горелые бока. Шествие замыкали девчата, несшие жареных гусей и кур.

…Тимка встретил учительницу на дороге.

— А я за вами, Зинаида Дмитриевна! — еще издали закричал он.

— Тебя кто послал?

— Председатель сказал, чтоб непременно пришли.

Тимка чувствовал себя неловко, идя рядом с образованной, хорошо одетой барышней, учительницей. Потешаясь над смущением Тимки, Зинаида Дмитриевна нарочно взяла его под руку. Была она в голубом платье, светлых чулках и черных туфельках на высоких каблуках. Платье бросало свой отсвет на ее лицо, оно казалось от этого свежее и красивее.

Тимка украдкой оглядывался по сторонам. Он боялся, что товарищи могут увидеть его под руку с учительницей — и тогда не дадут ему проходу насмешками.

Учительница перехватила один из таких боязливых взглядов Тимки и засмеялась.

— Ты что оробел так? Может, я тебе нравлюсь? — Тимка покраснел и потупил глаза. — Да ты не стесняйся. Если я тебе нравлюсь, то сватай меня, я пойду, а Наталку за кого–нибудь другого выдадим.

Тимка совсем растерялся от этих слов, а Зинаида Дмитриевна, забавляясь его смущением, продолжала шутить.

— Так как? Кто тебе больше нравится, — я или Наталка? — Она заглянула ему в лицо. — Вот и глаза у нас с тобой светлые, а у Наталки черные: как взглянет, словно огнем обожжет.

Тимка готов был провалиться сквозь землю и ругал себя за то, что согласился идти за учительницей. Догадываясь, что она шутит, он не знал — сердиться ему или смеяться. А Зинаида Дмитриевна не унималась:

— Тимка, ты, говорят, поешь хорошо. Споешь мне сегодня вечером какую–нибудь песню?

— Какую вам?

— Что–нибудь грустное… и про любовь…

— Спою… — пообещал Тимка, думая: «Да, жди…»

— Ты что, в казачьей школе учился? — Да.

— Окончил?

— Давно уже… еще учиться хочется. У меня брат — ученый, — не без гордости сказал Тимка.

— Кто же он?

— Офицер…

— А сейчас?

— Нету его… у белых он был и батька — тоже…

— Значит, ты против родных пошел?! — вырвалось у Зинаиды Дмитриевны. — Ты заходи ко мне, Тимка. Я буду тебе книжки давать. Будешь заходить? Ты ведь любишь читать, мне Наталка говорила.

— Времени у меня нема на книжки.

— Ну ничего, найдется время. Ты про что любишь

читать?

— Про индейцев. Мне Ерка из города привозил.

— Какой Ерка?

— Брат. У вас есть про индейцев?

— Нет, таких нету. Да ты не огорчайся, я тебе книг интересней, чем про индейцев, дам.

Они подходили уже к воротам Хмелева двора. Тимка с облегчением почувствовал, что учительница выпустила его руку. Он отворил калитку и пропустил ее вперед.

Обед уже начался. Семенной стоя ожидал, когда смолкнет шум.

— Граждане старики! Товарищи бойцы и командиры! Недавно белогвардейцы Сухенко спалили хату нашего товарища за то, что он бился и бьется за Советскую власть, за то, что он коммунист. Белогвардеец Сухенко и бандит Гай убили десятки наших товарищей — тех, что не захотели быть бандитами и пришли к нам сражаться за народную правду. На место убитых к нам придут из плавней сотни казаков, навсегда порвавших с белыми. Но этого мало, товарищи. Надо сделать так, чтобы никто никогда не смел жечь наши хаты, убивать и грабить наш народ. Сейчас на Украине идут бои. Красная Армия громит польских панов, гонит их с русской земли. Но у поляков есть помощник, верный холоп французских и английских капиталистов — барон Врангель. Он готовится нанести удар в спину нашей стране. Надо объединиться нам всем! Всем, кому дорога казацкая воля! Всем, кому дороги наши степи, сады и станицы!

Всем, кто не хочет быть и умереть рабом. Всем, кому дорога наша Родина, дорога Советская власть.

Андрей замолк. Со всех сторон раздались возгласы:

— Смерть польским панам!

— Даешь Врангеля!

…После обеда столы отодвинули в сторону, и лихие гармонисты–гарнизонцы заиграли Наурскую. Гости образовали во дворе широкий круг. Впереди — девушки и молодые казаки, позади — женатые и старики.

Семен Хмель, сдвинув папаху на брови, вышел как хозяин первым. Но танцевал он вяло и явно нехотя, да и сапоги у него были тяжелые, юфтовой кожи. Дойдя до Наталки, он схватил ее за руку и вытащил на середину, а сам под шутки и смех молодежи протиснулся назад и стал со стариками.

Наталка мгновение стояла неподвижно, не зная, то ли убежать и спрятаться за подругами, то ли, выждав кого–нибудь из хлопцев, начать танец. Позади ее раздался пронзительный крик:

— Аджа! — ив круг влетел Тимка с клинком в зубах.

— Аджа-а! — отозвался комвзвода Кравцов и бросил ему свой клинок. Тимка на лету поймал блестящую полоску стали и, размахивая ею, помчался по самому краю круга. Девушки с визгом подались назад, и круг стал еще шире, а Тимка уже подлетел к Наталке, и она закружилась вокруг него.

— Аджа-а!

Гармонисты ускорили темп. Наталка перестала кружиться возле Тимки и, ускользнув от него, птицей полетела на другую сторону круга.

Тимка опять понесся по краю и снова девушки с визгом и гме. хом подались назад, а Тимка уже настиг Наталку, и клинки, свистнув в воздухе, описали сверкающие дуги над ее головой.