Геннадий Казанцев - Страна Лимония

Из «красного уголка» отряд «Тибета» расходился в совершенном упадке сил. «Как это он сам выдюжил?» — думал Герман о докладчике, массируя затёкшую спину и мешком оседая на кровати. «А вот Волин — не хохол и букву «г» произносит правильно, — приходит в голову последняя мысль, — вот бы его в Генеральные секретари!» С этой несбыточной надеждой он погружается в дрёму.

Вечером был обстрел. Когда совсем стемнело, со стороны дороги по Самархелю из легкового пикапа ударил крупнокалиберный пулемёт. Трассирующие пули легко прошивали палатки и, застряв в стволах деревьев, с шипением догорали, искря и опаляя их фиолетовым пламенем. Выпустив несколько очередей, машина с боевиками сорвалась с места и растворилась в ночи. Только через минуту после обстрела застрочили ответные автоматные очереди. Ожило и пару раз бухнуло из капонира танковое орудие. На этом инцидент был исчерпан. Каскадовцы даже не успели выскочить из палаток.

Отряд «Тибет» не пострадал. Основной удар достался группе «Кобальт», которая в отсутствие Германа разбила двадцатиместные палатки у самой дороги. Новосёлами были советские милиционеры, скомплектованные в спецподразделения МВД для решения аналогичных «Каскаду» задач. Каждое силовое ведомство СССР направляло на обкатку в Афганистане своих молодых сотрудников. Во второй день исторического съезда КПСС «Кобальт» латал многочисленные дыры в своих палатках. Потерь среди милиционеров не было, зато обсуждений ночного обстрела — хоть отбавляй!

Оперативные сотрудники МВД в отличие от каскадовцев были людьми прагматичными и не склонными к сантиментам. В первые же дни милиционеры с любознательностью хорьков, осваивающих новую территорию, облазили весь Самархель. Они мигом навели революционный порядок на базаре Джелалабада, набили морду агенту «Муравей», когда тот по старой привычке попытался напугать кого-то из них своим неподражаемым оскалом, немецкой каской и воинственным воплем «Дреш!» Были попытки учинить пьяные разборки с отрядом «Тибет», но вожди двух воинственных племён, отпив из кубков огненной воды и призвав в свидетели Волина-Маниту, трясущимися руками закопали топор войны.

Обиженный «Муравей» поутру приполз к Герману в палатку с челобитной на мушаверов из «ЭсКобАлт». Он тыкал пальцем в подбитый глаз и тряс бумагой, где от имени руководства МВД ему предлагалось вступить в тайные сношения с сотрудниками «Кобальта» под псевдонимом... На месте псевдонима стояло отточие, предполагавшее свободу выбора для расстроенного Гульмамада.

Герман, сопровождаемый трансляцией речи командира гвардейской шестиорденоносной мотострелковой дивизии генерал-майора Кузьмина на утреннем заседании съезда КПСС, поплёлся в штабную палатку с жалобой на самоуправство соседей. При его появлении полковник Стрельцов скорчил кислую мину и буркнул: «Тебе чего?» Заступник униженных и оскорблённых обрисовал ситуацию, после чего оба замолчали, прислушиваясь к бодрому голосу командира дивизии Кузьмина: «...мы выражаем Коммунистической партии, её Центральному Комитету, Политбюро ЦК КПСС во главе с товарищем Леонидом Ильичом Брежневым нашу сыновнюю благодарность и признательность за...»

— Добро! — грубо прервал выступление генерала полковник Стрельцов. — Сейчас разберёмся.

Через минуту командир «Тибета» вышел в направлении стойбища «Кобальта» с торчащей из кармана бутылкой водки. Больше милиция Гульмамада не вербовала.

Герман вернулся к своему агенту, как мог его успокоил и, сунув купюру в мозолистые руки, выпроводил, наказав разузнать сведения о ночных налётчиках.

Вечером солдаты из бригады вкатили в палатку огромную деревянную бочку.

— Разрешите идти, товарищ капитан? — строго по уставу спросили рядовые грузчики у Крестова, ввалившегося вслед за бочкой.

— Р-р-азрешаю! — поборов взбесившуюся артикуляцию, прорычал командир первой группы.

— Это зачем? — полюбопытствовал Малышкин, когда солдаты ушли.

— С пр-р-раздником тр-р-рудящихся! — разродился командир.

— Понятно... Но вроде как женский недавно отыграли!

— Па-а-арван`ист!

— Это ещё что такое? — вмешался Герман, охочий до всяких новых словечек.

— Месяц, как служишь в Афгане, а главного слова так и не выучил, — удивился Юрка Селиванов.

Но тут своими лингвистическими соображениями решил поделиться владелец бочки.

— Пар-р-рванист — это парванист!.. Ты понял, Херрр-ман! — Собственная трактовка его так рассмешила, что он, сотрясаясь от хохота, обхватил любителя словесности за шею и, увлекая за собой, свалился между кроватями.

— Ну ты, Крест, нажрался, — освобождаясь от объятий командира, констатировал обиженный Герман.

— А, парван`ист! — прошептал в обвисшие усы засыпающий командир.

В палатку вошли раскрасневшиеся Лях и Мамонт. Окинув замутнённым взглядом присутствующих, они уложили Крестова на кровать, а перевёрнутую кверху дном бочку водрузили посередине палатки.

— Вот! Подарок командира бригады, — пустился в пояснения Ляховский. — Заварим брагу, а к майским праздникам нагоним самогона!

Ответив на все вопросы товарищей, недавние гости командира бригады разбрелись по углам и вскоре затихли.

— Юрочка, а что такое «парванист»? — не выдержал Герман, когда оставшиеся в здравии постояльцы начали гулко стучать костяшками домино по днищу подарочной бочки.

— Как бы это лучше сказать, чтоб не сматериться? — оторвался от игры Юрка Селиванов.

— Вот и скажи без мата!

— Это вроде как наплевать на всё, забить на всё и всех... на хрен!

— А-а-а! — сообразил Герман. — Типа, забить болт...

— Не глумись над святым! — перебил его Селиванов, отбивая двумя руками «рыбу». — В стране Лимонии — это лозунг и путеводная звезда, вроде нашего: «Вперёд к победе Коммунизма!»

Всё утро следующего дня командир первой группы капитан Крестов был чертовски зол и раздражителен. Он пинками разогнал своё воинство по явочным местам, при этом чуть не подрался с Мамонтом и Ляховским. «Идите к хренам и без информации не возвращайтесь!» — напутствовал страдающий похмельем командир вчерашних собутыльников. Герман, пытаясь улизнуть вслед за остальными, был остановлен грозным рыком: «Стоять, каналья!»

— Что опять не так? — откликнулся подчинённый.

Крестов сверлил его чёрными зрачками из-под отёкших век. Монгольские скулы вспухали канатами сухожилий.

— Ну что, поц, натешился со своим советничком! Охранником заделался! — угрожающе придвинувшись усы в усы, распалялся командир. — Все уже по два раза отбомбились, информацией завалили, а ты который день клоуна из себя строишь. Смотри, доведёшь деда до инфаркта — у-убью! — Он так выразительно протянул это «У-у», что его губы, и без того похожие на куриную гузку, вытянулись, словно в ожидании появления парного яичка.