Максим Бутченко - Три часа без войны

«А че добру пропадать? Нехорошо так», — подумал он и задумал план освобождения русского спецназовца от часов.

Вечером, когда стемнело, Илья осторожно вылез из проема на первом этаже. Послышались два тупых выстрела. Потом все затихло. Кто-то шмалял без прицела.

— Стремно, епрст, — прошептал он сам себе, — так и завалить могут из-за этих гребаных часов.

Но упорно продолжал семенить к телу. О приближении к цели Кизименко понял по запаху. Вонь стояла несусветная, казалось, она накрыла мертвеца куполом.

— Е-мое, щас блевану, — Дальний почувствовал рвотные спазмы.

Оглянулся — почти весь путь пройден, возвращаться ни с чем не с руки.

— Ай, не поминайте лихом, хохлы-«правосеки», — напутственно сказал он и неуклюже перекрестился.

Еще два шага — вот он, труп. Голубой свет луны накрыл лицо русского солдата прозрачным саваном, так что отчетливо были видны черты лица.

«Какой молодой! Моего возраста», — удивился Илья.

От трупа исходил неимоверный смрад. Одна рука лежала на асфальте, а вторая держала «калаш». Кизименко присмотрелся к мертвецу — ему почудилось, что разлагающийся русский невообразимо похож на него: нос, подбородок, волосы, даже цвет глаз, навечно уставившихся в твердь небес. Так ли это было или нет — уже непонятно. Может быть, это трупный запах вызвал у Ильи галлюцинации или русский действительно был схож с ним, но именно в тот момент он глубоко и живо осознал, что где-то в параллельной Вселенной он должен был погибнуть точно так же, защищая ненавистную ему кремлевскую власть, которая обманула свой народ, сделала его своим врагом и поэтому легко истребляет, отправляя на войну, увеличивает количество пушечного мяса без особого сожаления.

— Россия — это фабрика для медленной смерти, — пробормотал Илья первое, пришедшее в голову. Только в этот момент он по-настоящему понял, кто он такой, для чего ему жить, за что бороться. — Я буду бороться не за свободу, а против рабства, — поклялся он сам себе.

Выстрелы приближались. Громыхнул взрыв. В аэропорту опять было неспокойно. Дальний протянул руку, с трудом расстегнул ремешок и медленно, но уверенно снял часы с посиневшей руки трупа.

Через два дня Илья проснулся и первым делом подскочил к окну — «проведать» москаля, но на труп уже смотрел его приятель.

— Сдулся, гад. Через жопу. Такую атаку испортил, — с сожалением проговорил Фрампиль, понимая степень неестественности и в то же время и обыденности развлечения.

— Вот и конец, и все через жопу. Как обычно у русских, — то ли шутя, то ли серьезно ответил Дальний.

Этой же ночью Илье не спалось. Ему заступать утром. Холодрыга стояла невыносимая; чтобы как-то согреться, он крутился на подстилке в разные стороны. И тут услышал шорох. Потом скрип. Тонкие звуки шуршания по битому стеклу. Эти звуки то пропадали, то появлялись снова.

— Козак, прием, Козак. Ты не спишь? Тут кто-то есть. — Илья включил рацию.

— Чую, перевір, хто там. Посилаю до тебе двох, — получил он в ответ.

Кизименко привстал, осторожно медленным шагом подошел к проходу. Прислушался — вроде тихо. Ан нет, опять скрип, цоканье, шуршание. Он медленно высунул голову, посмотрел в коридор. Никого. Но через секунду шорох возобновился.

«Ну, началось, — подумал боец. — Прорвались все-таки „сепары“».

Тяжело дыша, сделал шаг вперед, в коридор. Сделал два шага, остановился. Слева от него послышались шаги еще двух бойцов-«правосеков». Вдруг около стенки раздался шум и мелкий топот. Жжжух — возле него пронесся рыжий кот с дикими вытаращенными глазами.

— Вот сука, — громко заругался Дальний и продолжил в рацию: — Это кот! Падла, наверное, «сепарский», пришел следить за нами.

Пару секунд — и в рации раздался хохот. Так и прозвали кота — Сепар. Видно, есть было нечего, а на остатках сухпайков расплодились мыши, вот котяра и решил поохотиться. Еще не раз Сепар пробирался в здание вышки. Шуршал, скребся, иногда прыгал в погоне за живностью. Ловил мышей или они удачно убегали от него. Жизнь проявляла себя даже там, где царствовала смерть.

Через два дня Илья чуть не погиб. Ночью начался самый массированный штурм. «Арта» била прямой наводкой по башне, крупные калибры поливали металлом окна, прошивая стены насквозь. Остатки забора уже не укрывали врагов, но наступление велось со всех сторон.

— Фрампиль, ответь, Фрампиль, — кричал в диком гуле петербуржец.

— Слушаю, — прошипела рация.

— По ходу, это кадровики. Российские, всё очень грамотно, — предположил Дальний.

— Сука, похоже на то, не знаю, устоим ли, — засомневался его приятель.

Еще пару часов длился штурм. Сил оборонявшихся было мало. Единственное, что спасало, — точные удары артиллерии. Но сейчас постоянной артподдержки не было, а наступающие подходили волна за волной. В какой-то момент они настолько приблизились к зданию, что можно было издалека рассмотреть каждого из них. Илья присмотрелся. Достал бинокль. Вот это да! Лёха Мальчаков по кличке Серб, его старый питерский знакомый. В голове забродило, зашумело. Значит, «праваки» тут, земляки. Они приехали. Вместо того чтобы сражаться с Путиным, они здесь. А Федя? Друг его. Даже не друг, а брат, больше, чем брат. В висках застучали молоточками мысли. Пули свистели то там, то здесь. Илья смотрел в бинокль, искал знакомое лицо. Не он. И это не он. И этот. Он уже хотел было опустить бинокль и отступать в другое здание, где засели ВСУшники, как на глаза попалась физиономия.

«Этого не может быть. Только не так. Не сейчас. Почему именно он? Как же все идеалы? — мелькнуло у него в голове. — Все слова о революции. Убеждения. Во что теперь верить? Кому? Для чего?» — Он смотрел в лицо своему давнему другу Федьке, который вместе с российскими регулярными частями пробирался к зданию вышки. И тут раздался взрыв гранаты: кто-то заприметил его у окна. Взрыв разворотил половину внешней стены, откинул Илью в глубь комнаты, а через три секунды на том месте, где он стоял, в стену вонзились две пули снайпера. В ту же минуту заработала украинская артиллерия, наводчики удачно передали координаты, шквал огня накрыл то место, где недавно был Федя со спецподразделениями.

На четвертую неделю Дальний попросился в новый терминал — там сейчас проходили самые неистовые бои. Слава о киборгах, защитниках аэропорта, не давала покоя войскам ДНР, которые предпринимали все новые и новые попытки взять укрепления украинцев.

Бронированный БТР на полном ходу мчался к терминалу, водитель чуть сбавил скорость, чтобы Илья выскочил, и тут же уехал назад. Темнело. Кизименко встретил нескольких бойцов, заросших, небритых, от них тянуло душком — смесью запаха пота, пороха, пыли и еще черт знает чего. Новенького провели на второй этаж, где расположились остатки украинских боевых частей. Атака недавно закончилась. Бойцы отдыхали, буквально падая без сил. Некоторое время они перебрасывались словами с Ильей, а потом затихли. Кизименко сидел на какой-то бочке, опершись о стенку. И вдруг раздался сильный скрежет. Потом еще один. Громкий звук покореженного металла. Потом еще, но более протяжный, почти вой. Дальний встрепенулся, привстал, но пространство наполнила тишина. Видя реакцию новенького, один из киборгов нехотя пробурчал: