Николай Гнидюк - Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы

— Дмитрий Николаевич все расспрашивал о тебе. Представляешь, и тебя и меня в отряде давно хорошо знали и считали своими.

— Как жаль, что я не успела познакомиться ни с Медведевым, ни с Лукиным.

— Еще успеешь. Кончится война — махнем с тобой к нему в Москву.

— Обязательно! Я еще до войны об этом мечтала. А тут фашисты напали. В Варшаве была, в Берлине была, а вот в Москве — нет.

— Что ж, долго ждать не придется.

— А здорово будет: соберемся мы все у Дмитрия Николаевича. И Николай Иванович придет. В гражданском костюме. Интересно, как он будет выглядеть в пиджаке и галстуке? Я, например, представляю его себе только в форме немецкого офицера. А ты? Ты же видела его в отряде? Какой он?

— Я? Нет, мы с ним в отряде не встречались. А разве он там должен быть?

— Во Львове он сказал мне, что собирается пробиться к своим.

— Так во Львове вы тоже были вместе?

— Были?.. Нет, там было не так, как в Ровно. Там… — Она замолчала, будто силясь что-то припомнить.

— Что — там?.. — переспросила ее Майя.

— Погоди. Я потом. Все это не так просто…

Они ускорили шаг.

— А куда это мы сворачиваем? — спросила Лисовская. — Нам же сюда, на Легионов?

— Я и забыла тебе сказать. Когда Лена начала работать, нам дали новую квартиру, по улице Хмельницкого.

— Лучше старой?

— Еще бы! И на работу ей совсем близко.

Вот он, небольшой особнячок, утопающий в зелени деревьев. Сестры почти одновременно берутся за ручку двери. Она открывается и…

— Доченька!

— Мама!

Они плачут обе — раньше времени поседевшая, оглохшая от бомб мать, у которой война отняла мужа и угнала на далекую чужбину сына, и дочь — молодая, красивая женщина, успевшая дважды овдоветь и пережить столько, сколько с избытком хватило бы еще не на одну человеческую жизнь.

— Успокойся, мама, успокойся! — утешает старуху дочь. — Все будет хорошо. И Володя вернется. Я его буду искать и найду. Перестань плакать. — А у самой большие серо-голубые глаза полны слез.

— Я сейчас позову Лену, — говорит Майя и выбегает из комнаты.

Лена, услышав по телефону радостную весть, на ходу кричит девушкам:

— Лида приехала! Вы тут постучите за меня.

Они знают, что значит для Лены Лида: сколько раз в этой маленькой комнате машинописного бюро, когда выпадали свободные минуты, девушка рассказывала машинисткам о своей старшей сестре.

Лена выбегает на улицу.

— Майка, рассказывай же, какая там она? Изменилась?

— Лицо немного усталое. А вообще — такая, как была.

Они спешат, и Майя, запыхавшись от быстрой ходьбы, глотая слова, рассказывает, как она неожиданно встретила на улице Лиду.

А дома, после теплых объятий и поцелуев, после вкусного обеда, сестры устраиваются на диване, подобрав под себя ноги, и затаив дыхание слушают Лиду…

Николай Иванович был у нее в последний раз еще перед Новым годом. Она предложила ему ужин, но он отказался: очень спешил. Сказал, что в Ровно его миссия уже закончена и командование отзывает его в отряд.

— А как же я? — спросила Лисовская. — Как Майя?

— Вы останетесь здесь и будете ждать советские войска.

— И что же, так и будем сидеть сложа руки? — с явной обидой сказала она. — Разве для нас в отряде не найдется дела? Будьте уверены, я умею стрелять не хуже вас. В юности я не раз принимала участие в стрелковых соревнованиях и получала призы. А может быть, вы думаете, я не умею ездить верхом? Еще как! Дали бы нам с вами хороших скакунов, мы бы посмотрели, чья возьмет. А плавать вы умеете? Да? Ну, не лучше меня, будьте уверены! Я не хвастаюсь, но когда-то в воде меня никто не мог обогнать. Так и скажите в отряде.

— Верю, охотно верю вам, Лидия Ивановна. Но вам придется остаться в Ровно. Нашему отряду предстоит осуществить тяжелый поход, я уверен, что вы выдержали бы его, но представьте себе: вы и Майя неожиданно исчезаете из города. Неизвестно куда девается и Пауль Зиберт. Не вызовет ли это у многих наших «хороших знакомых» из гестапо и рейхскомиссариата подозрений? Начнут сопоставлять некоторые факты, обстоятельства и могут прийти к весьма нежелательным для всех нас выводам. У вас тут остается мать, младшая сестра. Для них переход, который предстоит осуществить отряду, не под силу. Вы понимаете, какой опасности вы можете их подвергнуть? Нет, лучше пока оставайтесь здесь. И знайте: о вас помнят. Дмитрий Николаевич велел передать, что, когда будет надо, к вам придут с «приветом от Попова». А теперь — до свидания.

— Я провожу вас…

Они вышли на крыльцо, спустились по ступенькам во двор. В темном морозном воздухе, поблескивая под лунным светом, кружились снежинки. Остановились. Она подняла руку и повернула ее ладонью кверху. Снежинки одна за другой опускались на ладонь и тут же таяли, бессильные перед теплом человеческого тела.

— Хорошо им, снежинкам, — произнесла Лисовская. — Спокойная у них жизнь. Летят себе на землю, совсем не думая о том, что на этой земле гибнут люди. Что для них война? Им все безразлично… Даже то, что, долетев наконец до земли, они будут раздавлены сапогом или растают вот так на чьей-то ладони.

Она помолчала немного. А потом:

— Нет, не хотела бы я быть снежинкой. Не по мне тихая, спокойная жизнь. Пока идет борьба, я не могу оставаться спокойной! Не могу! Да и вы такой же. Я же знаю вас, как себя. Не в вашем характере блуждать по лесам. Ну, скажите, ведь так?

— Я понимаю вас и разделяю ваши чувства. Вы правы и относительно меня. Я и сам думал о том, что делать дальше. И скажу вам откровенно: решил просить командование разрешить мне поехать во Львов. Паулю Зиберту еще рано на пенсию, он еще может доставить гитлеровцам немало хлопот. Но я не знаю, разрешат ли мне оставить отряд.

— Если разрешат, дайте мне знать: я сразу же приеду во Львов. Договорились?

— Не будем заранее договариваться. Я еще и сам не знаю, согласятся ли с моим планом.

— Но обещаете помнить обо мне?

— Обещаю.

— Во Львове живет моя приятельница, пани Рузя. Она работает в «Бристоле» — там есть такой ресторан — на кухне. Вы как-нибудь свяжитесь с ней и скажите, что хотели бы меня видеть. А уж она известит меня. Хорошо?

— Допустим…

— Нет, не «допустим», а да.

— Ну, пускай будет «да».

— Берегите себя. Слышите? Будьте осторожны…

— Хорошо… Вот, возьмите на всякий случай…

Он протянул ей маленький блестящий предмет. Она взяла его в руки. Пистолет.

— Только смотрите, чтобы никто не увидел, даже дома. Он может вам пригодиться.

— Спасибо.

— Ну, мне пора.

Он пошел, а она стояла, грустно глядя ему вслед.

Тяжело было расставаться с человеком, который стал для нее самым близким другом в жизни и в борьбе против ненавистных врагов.

Нет, она еще не знала в тот чудесный зимний вечер, какая опасность нависла над гауптманом Паулем Зибертом. Узнала о ней почти месяц спустя. А все это время жила в нетерпеливом ожидании — когда же наконец Николай Иванович даст о себе знать? Но он словно в воду канул: как ушел тогда вечером, так и пропал неизвестно куда.