Николай Гнидюк - Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы

Однажды после обеда, когда казино уже должно было закрыться на перерыв и в нем не оставалось почти никого из посетителей, в зал вошел человек в шляпе, с маленькими усиками. Он обвел прищуренными глазами столики и, остановив взгляд на Лисовской, вежливо проговорил:

— Пани Лидия Лисовская, если не ошибаюсь?

— Да, — ответила она.

— Меня просили передать вам, чтобы вы через час явились на улицу Дубенскую, двадцать четыре, в комнату номер шестнадцать. Только, пожалуйста, не опаздывайте.

И, поклонившись, вышел.

На Дубенскую, 24… Чего это гестапо заинтересовалось ею? Неужели что-нибудь случилось с Николаем Ивановичем?

Вот и Дубенская. Оказывается, пропуск для нее уже выписан. Она поднимается по лестнице, проходит коридором к двери с номером шестнадцать и медленно нажимает на ручку.

Навстречу ей из-за стола поднимается долговязый гауптштурмфюрер в темном мундире. Он ехидно улыбается Лисовской тонкими растянутыми губами, оголяя два ряда желтоватых зубов. Конрад! Как хорошо знает она этого гестаповца! Вспомнила, как по совету Кузнецова пригласила его к себе на вечеринку по случаю «дня рождения Майи». Тогда Конрад, сильно выпив, вымолил у нее свидание, и она пришла к нему сразу же после того, как машина с выкраденным генералом Ильгеном помчалась за город. Гауптштурмфюрер был вне себя от счастья, что «фрейлейн Леля» отдала ему предпочтение перед щеголеватым фронтовым гауптманом Зибертом. Конрад и не подозревал, что полчаса назад этот гауптман вместе с очаровательной «фрейлейн Лелей» и ее сестрой «фрейлейн Майей» среди бела дня выкрали самого фон Ильгена. Они пошли в «Дойчер гоф» и пробыли там допоздна; пили коктейль, шампанское, танцевали. Потом он пытался проводить ее домой, но она по дороге расплакалась, начала ругать всех мужчин, называть их нахалами и сказала, что была бы счастлива, если б он, Конрад, оказался не таким, как другие. Дала ему понять, что сама как-нибудь отблагодарит его за вежливость, и он, победив свою страсть, поплелся ни с чем к себе. Но «фрейлейн Леля» оставалась неумолимой. Сколько раз после того случая он приходил в казино и просиживал там часами, надеясь на ее милость, но она, хотя и позволяла иногда проводить себя домой, обещания не выполняла. Наконец ему, наверное, надоели эти ухаживания, и, обиженный, он оставил ее в покое.

И вот она в его служебном кабинете в гестапо. Что побудило его вызвать ее сюда?

— Фрейлейн Леля чем-то обеспокоена? — спросил гестаповец, приглашая сесть.

— Да что вы! Просто очень устала. Слишком много работы, и все время приходится быть на ногах.

— Может, выпьем по чашке кофе?

— Благодарю, не беспокойтесь, — ответила Лисовская. — Надеюсь, вы меня пригласили сюда не ради этого?

Наступила минута молчания. Гестаповец взял электрокофейник и наполнил две чашки кофе.

— Фрейлейн Леля, — начал гестаповец, медленно размешивая ложечкой сахар, — вы, конечно, знаете, как я вас уважал. И хотя вы принесли мне немало грустных минут, я хочу, чтобы вы знали: в моем лице вы имеете настоящего друга, который желает вам только добра. Возможно, это выглядит не совсем скромно, но я хотел бы напомнить один случай, чтобы вы поняли, как я вам предан. Помните тот день, когда мы с вами ходили в «Дойчер гоф»? В этот же день бандиты выкрали генерала фон Ильгена. В числе тех, на кого пало подозрение в причастности к исчезновению генерала, были и вы, ведь в его доме вы бывали частой гостьей. Не так ли?

— Да. Господин генерал обедал у нас, и ему нравилось, как я обслуживаю. Вот он и предложил мне быть его экономкой.

— И вы согласились?

— О, мне была оказана такая честь! Я с гордостью приняла предложение генерала.

— И вдруг ваш благодетель исчезает. Это случилось в тот же день, когда мы встретились с вами в парке. Этот день и этот вечер я никогда не забуду. Вы были тогда очаровательны. И я готов был ради вас пойти на все. Так вот, когда вас на следующий день вызвали сюда, вы сказали, что весь день провели в моем обществе. Шеф тогда спросил меня, правда ли это, я ответил ему: «Да, святая правда, пани Лисовская с утра до позднего вечера была со мной». И этих слов было достаточно, чтобы отвести от вас подозрения. Я так и сказал: «С утра до позднего вечера». — По лицу гестаповца снова пробежала ехидная усмешка. — Хотя встретились мы с вами после обеда. Я, конечно, не хочу вас упрекать в неблагодарности, но…

Гестаповец умолк и уставился на Лисовскую, желая узнать, какое впечатление произвели на нее его слова.

— Не понимаю, — произнесла она, — зачем вы об этом вспоминаете. Я и сама все хорошо помню и благодарна вам за заботу. Только к чему такие многозначительные намеки? Неужели вы думаете, что я причастна к этому темному делу? Уж коль вы считаете себя моим спасителем, я должна вам сказать: среди моих знакомых есть лица более влиятельные, чем вы, и у них насчет меня не возникло ни малейшего подозрения.

— Кого вы имеете в виду?

— Какое это имеет значение? Скажу только: настоящий мужчина никогда не стал бы через несколько месяцев напоминать о мелкой услуге, оказанной женщине.

— Ну хорошо, извините. Оставим этот неприятный разговор. Я не предполагал, что вы так обидитесь. И, собственно, не ради этого я вас сюда пригласил.

— Пожалуйста, я готова вас извинить, — успокоила Лисовская.

— И в доказательство того, что я полностью вам доверяю, — продолжал гестаповец, — попрошу оказать мне небольшую услугу.

— Какую именно?

— Дело касается одного вашего знакомого — гауптмана Зиберта. Вы давно с ним виделись?

— А зачем вам это знать? Если вы считаете, что имеете в его лице опасного соперника, то не ошибаетесь. Пауль мне нравится. Я даже не против была поехать с ним в Германию.

— Ну и в чем же дело?

— К сожалению, пока идет война — это невозможно. У вас больше шансов вырваться на Запад, чем у него. Что ни говорите, а он — фронтовик. Не то что вы…

— А где он сейчас?

— Это я у вас должна спросить, где он. Я видела его еще перед Новым годом. Он сказал, что едет на фронт, и все… А вы что-нибудь о нем знаете? Может быть, с ним что-то случилось?

— На фронт, говорите? И больше ни о чем он вам не рассказал?

— Нет. Но вы не ответили на мой вопрос. С ним что-то случилось? — обеспокоенно проговорила Лисовская.

— Нет, ничего не случилось. Просто ему теперь не до вас, дорогая фрейлейн. Наши дела на фронте не блестящи, и, возможно, через несколько дней нам придется оставить Ровно. Временно, конечно. Но пусть только закончится зима! О, фюрер еще покажет большевикам, что значит великая Германия! — Он встал. — Ну хорошо, на этом будем считать наш разговор законченным. Если появится гауптман Зиберт, дайте мне знать. У меня к нему дело. Вот мой телефон.