Николай Гнидюк - Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы

— Да, — ответили мы разом.

— Он сейчас придет. Заходите, пожалуйста!

— Да не очень-то удобно приходить в гости, когда такая красивая, ладная молодица одна без мужа, — пошутил Красноголовец.

— У вас и своя не хуже. Скажите лучше, боитесь, чтоб ваша супруга не приревновала!

Мы вошли в дом.

Квартира Клименко состояла из одной комнаты и просторной кухни, служившей одновременно прихожей, и гостиной, и столовой. Большой дубовый стол накрыт чистенькой скатеркой с украинским узором. На подоконниках горшки с множеством комнатных цветов. Чистые тарелки, стаканы и миски аккуратно расставлены на самодельной полке.

Хозяйка пригласила нас в комнату. И здесь был идеальный порядок. Опрятно застланная никелированная кровать, диван, обитый черным дерматином, круглый стол, зеркальный шкаф и снова — цветы, цветы, цветы… Да еще сверкающий, натертый желтым воском пол, с аккуратно постланными самодельными войлочными дорожками…

— Что это вы осматриваетесь, словно бог знает куда попали? — послышался за моей спиной голос хозяйки. Это она мне: заметила, что я как-то подозрительно оглядываю каждую вещь.

— Уважаемая Надежда… простите, не знаю, как вас по отчеству.

— Довольно, что знаете мое имя, а отчество не обязательно, — весело откликнулась женщина.

— Осматриваюсь потому, что давно уже не был в такой чистой квартире… Чистота и порядок, как и полагается такой красивой хозяйке, как вы, — ответил я.

Она рассмеялась:

— Ну, вы либо насмехаетесь, либо просто шутите — и насчет порядка, и насчет хозяйки, Порядок как порядок, а как же иначе может быть? И хозяйка как хозяйка. У самого небось не хуже?

— У самого! У самого еще никого нет. Я вольная птица.

— Все вы вольные птицы, пока с чужими женами любезничаете. О, мой Ленька уже идет. Погодите минутку.

Она выбежала из комнаты навстречу мужу, вынесла ему из кухни на двор чугунок теплой воды. Леня умылся, привел себя в порядок и только тогда вошел в дом.

Меня он не узнал, только кивнул головой издали и обратился к Красноголовцу:

— Каким это ветром занесло вас, Дмитрий Михайлович?

Я смотрел на него, и мне казалось, что он какой-то другой, не такой, как тогда, в переулке у машины. Тогда он был озабоченный, нахмуренный. А теперь его нежные, как небесная лазурь, глаза светились добротой, теплом и сердечностью. «Нет, он таки, как видно, не узнал меня», — подумал я, не уловив во взгляде хозяина дома ни тени подозрения или недоверчивости.

— Да вот шли мы с товарищем по вашей знаменитой улице и завернули…

Клименко взглянул на меня. И тут я уловил в его глазах проблеск интереса. Он сразу посерьезнел, как бы силясь что-то припомнить. Должно быть, сразу это ему не удалось, и, переведя взгляд на Красноголовца, он проговорил:

— Так чего ж вы хотели со своим товарищем? — и замолчал. Потом усмехнулся: — Теперь это слово не в моде, господин Красноголовец. Впрочем, ваша фамилия тоже не из популярных. Не собираетесь менять?

— Не вижу нужды в этом. А к вам мы зашли по важному делу. Вы ведь уже знакомы. Да и дело вам, пожалуй, известно.

Леня еще раз внимательно посмотрел на меня, потом сказал:

— Если знакомы, то почему этот пан привел с собой адвоката, разве без вас он не мог обойтись?

— Как видно, не мог, — ответил я за Красноголовца. — После нашего знакомства прошло уже несколько месяцев. До сих пор я не мог с вами повидаться, потому что не был в Здолбунове. А когда приехал сюда и встретился с Бойко, то и решил взять в адвокаты Красноголовца. Надеюсь, Дмитрию Михайловичу вы поверите?

— Дмитрию Михайловичу? — переспросил Клименко и замолчал, прикидывая, что ответить. Как видно, сейчас в его памяти возник тот загадочный февральский вечер, когда он увез нас из Здолбунова. Я не торопил его. — Дмитрию Михайловичу? — повторил наконец он и твердо закончил: — Ему верю. Что ж, будем знакомы. Леонтий Клименко, — и он подал мне руку.

— Николай Гнидюк. Разведчик партизанского отряда полковника Медведева, — отрекомендовался я. — Командование отряда, — продолжал я, — поручило мне объявить вам, товарищ Клименко, благодарность. Оно возлагает на вас большие надежды и уверено, что вы сделаете еще немало полезного в борьбе с фашистами.

— Благодарить не за что. Это я должен быть вам благодарен, что не забыли обо мне… Вот как оно вышло. А знаете, я и в самом деле не поверил тогда, что вы партизаны. Думал: снюхались с Бойко какие-то проходимцы, спекулянты или еще кто, и немец с ними… — Спохватился, как бы что-то припомнив: — А что это за немец такой?

— Это не немец, а наш разведчик, русский…

— Ну, этого не говорите. Я русского от немца за сто шагов отличу. Интуиция меня не подведет.

— А на этот раз подвела. Обещаю в самом скором времени познакомить вас с этим обер-лейтенантом, тогда вы убедитесь, что он чистокровный сибиряк. Как запоет вам «Ревела буря, гром гремел» или «По диким степям Забайкалья», как расскажет про сибирскую баню — посмотрим, что вы тогда заговорите!

— Неужто? — удивился Клименко. — Товарищи… Так знаете…. это просто замечательно, что у нас такие разведчики…

Он сорвался с места и широко зашагал по комнате. Лицо его сияло.

Выбежал на кухню и позвал со двора жену:

— Надя, Надя! Скорей иди сюда. Дай нам чего-нибудь такого. Ну, сама понимаешь… Тут такие новости, что не грех и бутылочку распить.

А когда мы уселись за стол, он без всяких предисловий спросил меня:

— Говорите, что я должен делать?

— Прежде всего успокоиться.

— Не шутите! — обиделся Клименко.

— А я не шучу. Да, да, нужно успокоить свои нервы… Ничто в вашем образе жизни не должно меняться. Для всех — для ваших соседей, товарищей по работе, немцев — вы остаетесь тем же шофером того же газогенератора. Вы знаете, что Петро Бойко работает с нами. Через него, Сергея Шмерегу или Дмитрия Михайловича будете получать от нас задания.

— И это все? — В голосе Клименко я уловил нотку разочарования.

— А разве этого мало? Бороться с врагом можно и нужно повсюду и любыми способами. В прошлый раз вы помогли четверым партизанам добраться до отряда. Это тоже борьба. Если бы не вы и не ваш газогенератор, неизвестно, как сложились бы для нас обстоятельства.

— Что ж, мне снова придется куда-нибудь везти вас?

— Может, меня, а может, кого другого. Может, и что-нибудь другое….

— Что, например?

— Ну, хотя бы взрывчатку… Или продовольствие в отряд.

— В отряд? Неужели? — обрадовался Леня. — Надя, ты слышишь?

Она слышала. Хозяйничала в кухне, все слышала, но делала вид, что не обращает внимания, о чем мы говорим. Когда же муж позвал ее, мигом вошла — такая же румянощекая, пригожая, сияющая, с большими горящими глазами.

— Видишь, Надя, это — настоящий партизан, один из тех, кого я возил тогда на Кудринские хутора… И я теперь буду с партизанами.