Кэти Гольке - Спасая Амели

Джейсон без лишних слов описал официальный ужин.

Через два дня его послали в командировку в Британию, где пост премьер-министра покинул Невилл Чемберлен, а на его место пришел Уинстон Черчилль. Гитлер начал наступление на Нидерланды, Бельгию и Люксембург.

Нечесаный, немытый, с трехдневной щетиной, Джейсон кричал основные положения своей статьи по телефону в Нью-Йорк. Связь была отвратительной.

– Германия вторглась в Нидерланды, Бельгию и Люксембург, где Гитлер заявил, что «является гарантом нейтралитета бельгийцев и датчан».

В коммюнике Германии, которое принесли в редакцию, было написано: « С настоящего момента на каждую бомбежку мирных жителей Германии немецкие самолеты дадут пятикратный ответ по городам Великобритании и Франции».

Лия слышала новости, но проблемы с рейхом ожидали ее дома. Уже давно День матери в Германии стал для нее сложным испытанием, но еще никогда не был таким унизительным, как сейчас. Почетный крест публично вручался женщинам, которые родили четырех и больше здоровых детей для рейха. Стыд, если немка не родила ни одного, позор, от которого так просто не отмахнуться, который не пройдет мимо Женской нацистской партии. Лия изо всех сил старалась улыбаться, стоять с высоко поднятой головой, когда женщины Обераммергау шествовали из церкви, гордо демонстрируя свои почетные медали.

Во дворе церкви Лия подняла голову и наткнулась на взгляд Максимилиана Гризера, исполненный сострадания. От неожиданного проявления сочувствия женщина оступилась. Фридрих подхватил ее за руку. Когда они выпрямились и продолжили путь, Лия заметила, как презрительно смотрит Максимилиан на ее мужа – этот взгляд еще больше встревожил ее.

Рука Фридриха продолжала лежать у Лии на талии. Но у бабушки дома, оставшись в комнате одна, Лия дала волю слезам.

Лия видела, что бабушка пытается удержать остальных обитателей дома на кухне, чтобы отвлечь их внимание от внучкиной комнаты. И была несказанно ей благодарна.

Но чуть позже, когда в дверь негромко постучали и в комнату осторожно протиснулась Амели, Лия испытала еще бóльшую благодарность. Ничьи объятия не наполняли ее сердце любовью так, как обвившиеся вокруг ее шеи ручки Амели. Эти двое были нужны друг другу, и потому объятия малышки были еще приятнее. У Лии не было слов, а Амели слова были не нужны. Те несколько жестов, которыми они обменялись, показались бы кому-то странными. Через какое-то время к их радостному дуэту примкнул Фридрих. И Лия молилась, чтобы так было всегда.

Когда в средине мая Первая горная дивизия вторглась на территорию Франции, Фридрих поблагодарил Господа за то, что из-за проблем со здоровьем он признан негодным к военной службе. Он мог только представлять жестокость, с которой его бывшее подразделение по приказу командования давало себе волю по отношению к французским евреям. Слава Богу, что он вернулся к своему ремеслу, слава Богу, что потерял только один глаз, но у него осталось две руки.

Лия время от времени заглядывала к мужу в магазин, но не она стала там самым частым посетителем.

Несмотря на то что Генрих Гельфман так и не вернул фигурку младенца Иисуса, мальчик каждый день околачивался у Фридриха в мастерской – приходил туда регулярно, как по часам, что стояли у герра Гартмана на верстаке.

Генрих наклонялся над столом и смотрел, как Фридрих орудует ножом.

– Фрау Гартман передала вам мой рождественский подарок?

– Ja, ja, передала. Очень любезно с твоей стороны, Генрих. Я это ценю. Хотя должен признаться, что еще больше бы обрадовался, если бы ты вернул мне фигурку, которую я вы́резал.

Мальчишка сделал вид, что не понял намека.

– А вы вырежете из того куска дерева нового младенца Иисуса, герр Гартман? Знаю, что вырежете! Вы лучший мастер во всем Обераммергау.

Фридрих засмеялся.

– По-моему, ты преувеличиваешь. Есть более опытные резчики.

– Но вы вырезаете самые красивые лица, самые красивые улыбки.

– Правда? – Фридрих, довольный похвалой, улыбнулся.

– Ja, это улыбки ангелов. По-моему, даже герр Гитлер не нашел бы в них изъяна – ни его врачи, ни медсестры.

Фридрих взглянул на мальчишку, чуть повернул голову, чтобы лучше видеть, и нахмурился от этих странных умозаключений. Генрих покраснел и отошел от верстака, как будто сболтнул лишнее.

– Генрих! Что это означает?

Мальчишка покачал головой. В его глаза закралась тревога.

– Мне пора, герр Гартман. До завтра! – Генрих схватил свои учебники и рванул прочь из мастерской.

Фридрих бросился за мальчиком к двери, но остановился, глядя в спину убегающему парнишке, пока тот не исчез из виду.

– Генрих! – окликнул он.

Но тот даже не обернулся.

Фридрих почесал подбородок. Его подмывало побежать следом за мальчиком, узнать, что же кроется за его странным поведением. Но резчик и так уже опаздывал с заказами на Рождество, а с больным коленом ему не угнаться за юным быстроногим Генрихом. Фридрих закрыл дверь мастерской – над головой зазвенели колокольчики – и, хромая, направился к верстаку.

К тому времени, как альпийские луга покрылись маргаритками и аконитами, засинели крупными колокольчиками, запестрели ночными фиалками и таволгой с длинными белыми кисточками, страхи Рейчел о том, что Герхард может увидеть ее фотографию на обложке журнала, стали постепенно исчезать. «Наверное, этот журнал так и не появился в Берлине. А может быть, Герхард теперь одержим другой идеей. Может быть, нам уже ничего не угрожает». Но в это трудно было поверить.

Тогда в мае эти страхи окончательно затмили сообщения Би-би-си о том, что пожилые бельгийки тащились по дорогам с плачущими младенцами на руках, а за ними шли молодые матери, навьючив на себя весь семейный скарб, – их преследовали безжалостные немецкие танки.

Когда последовали сообщения о том, что немецкие войска на полпути от французской границы до Реймса – гóрода на северо-востоке Франции – и уже готовятся к взятию Парижа, Рейчел вышла из комнаты. Она больше не могла слушать о разграблении маленьких французских деревушек, о вытоптанных пашнях, о забитом скоте, об оставленных вдоль дорог недоеных, ревущих коровах, об изнасилованных женщинах и девушках. «И все это во имя создания высшей расы, тысячелетнего рейха ужаса!» Рейчел стошнило прямо в раковину на кухне. Успокоившись, она умылась.

Во имя ускорения процесса очистки расы немецкая армия переселила пожилых тирольцев в Обераммергау и близлежащие деревеньки. От Рейчел не укрылась ирония судьбы: собрать тех, кого считаешь ниже себя, и поселить среди «немецкой элиты».

В первую же неделю, как тирольцы появились на деревенских улочках, Рейчел по пути на занятия драмкружка увидела толпу детей, которые что-то кричали, прыгали и над кем-то глумились. Подобные сцены в Обераммергау были редкостью, поэтому у Рейчел защемило сердце.