Рэйчел Ромеро - Кукольник из Кракова

Раз количество людей в поезде было так важно, это могло означать, что на востоке у колдунов определенное количество провизии и лишней нет.

Каролина потянула своего друга за рукав пальто и прошептала:

– Все будет в порядке – мы сможем остаться вместе. И в конце концов уедем подальше от Брандта. – Однажды она уже потеряла дом и знала, что сможет пережить это снова, если Кукольник будет рядом.

Но Кукольник отвел взгляд. Знал ли он что-то, чего не знала она?

– Меня не интересуют ваши списки, – заявил Брандт. – Мне необходимо, чтобы этот человек был эвакуирован из Кракова сегодня.

– Если это так срочно, – проворчал штурмманн, – надо было заранее позвонить. – И, несмотря на возмущение, протянул Брандту планшет. – Напишите его имя в конце списка. Надеюсь, с ним не будет проблем.

– У него сломаны руки, – сказал Брандт, начиная писать. – Нет, проблем не будет.

– Хорошо, – ответил штурмманн, забирая планшет.

Как только формальности были окончены, Брандт вынул из кармана маленький серебряный ключик и вставил его в замок наручников Кукольника. Наручники открылись, и Брандт убрал их в карман.

Кукольник сказал:

– На этом свете еще остались люди, которые будут вам противостоять, какое бы чудовище, лежащее в конце этого пути, ни поглотило меня.

Лицо Брандта на секунду смягчилось, как и голос, когда он произнес:

– Может быть, и так. Но это не важно. Я буду единственным, кто запомнит вас и то, что вы сделали в этом городе.

Подумав о Рене, остальных детях и о священнике, осмелившемся поверить в чудо, Каролина сказала:

– Нет. Не единственным.

И, увидев, как почернело, словно его же форма, лицо Брандта, Каролина испытала вспышку злорадства.

– Я должен тебя забрать, – сказал капитан.

– Если ты это сделаешь, я каждый день буду напоминать тебе о Фрице и Кукольнике, – сказала Каролина. – Я буду терзать твое сердце с утра до вечера. Клянусь.

Для любого другого это прозвучало бы жалкой угрозой, но Каролина научилась хорошо понимать Брандта. Он отступил от нее на шаг, но тут же взял себя в руки и надвинул фуражку поглубже, так что вместо его глаз Каролина увидела пустые глаза черепа. Ей показалось, что это больше соответствует правде. Этот колдун давно убил свое сердце, и, хотя даже кукла не может жить без сердца, этот человек смог.

Брандт молча отвернулся, не желая видеть сотворенных им же самим призраков. Но невысказанное, оставшееся между ним и Кукольником звучало оглушительно, как свист прибывающего поезда.

«Сколько злых колдунов сначала были принцами и принцессами?» – задумалась Каролина, когда Брандт зашагал прочь с платформы и к выходу из вокзала. Это было единственное прощание, которому она была рада.

И только когда Кукольник ответил, она осознала, что задала этот вопрос вслух.

– Больше, чем хотелось бы думать, – сказал он.

– Почему? – спросила Каролина. – Почему Брандт из-за собственной боли причинил боль стольким людям?

– Так поступают слабые люди, – сказал Кукольник. – Они бросаются на других людей и ненавидят их, потому что напуганы сами. Но в этот момент они перестают быть достойными сочувствия.

Штурмманн приложил ладони рупором ко рту и прокричал в толпу:

– Оставьте ваш багаж здесь! Не берите его в поезд! Вы заберете его, когда прибудете на конечную станцию! Если вам нужно пометить чемодан, подойдите ко мне! Неотмеченный багаж будет конфискован!

Несколько человек действительно подошли к штурмманну, который дал им кусочки мела. Они аккуратно написали свои имена на боку чемоданов, выводя буквы крупно и отчетливо, чтобы их было легко прочитать.

Дети, которые держались рядом с родителями, улыбались, увидев Каролину, торчавшую из кармана жилета Кукольника. Некоторые даже познакомили ее со своими друзьями – деревянными куклами, плюшевыми мишками и солдатиками, которые умещались у них на ладонях. Эти игрушки не лежали в чемоданах вместе с остальными нужными и практичными вещами. Быть выдворенным из собственного дома – это очень грустно, но быть разлученным с другом, которого любишь, даже ненадолго, было бы вовсе непереносимо.

– Вы все из Кракова? – спросил Кукольник женщину, которая, согнувшись, стояла рядом с ним и писала на чемодане свое имя. На ней был темно-синий платок, заколотый у горла булавкой, а когда женщина выпрямилась, морщинки на ее лице показались ему картой всех тех мест, где ей довелось побывать.

– Да, – ответила она. – Нам сказали, что мы должны переехать.

– Почему только вы? – спросил Кукольник. – Почему не все, кто живет в гетто?

Женщина выпрямилась, схватившись за спину. Кукольник протянул руку, чтобы помочь ей, но тут же отдернул. Его руки уже не те, что раньше, подумала Каролина.

– В Кракове находится бо`льшая часть немецких заводов, – сказала женщина. – Наверное, они хотят, чтобы мы, старики и дети, убрались из города, чтобы сюда могли приехать молодые мужчины и женщины, которые смогут работать на них. Нам сказали, что мы едем в деревню. – Женщина произнесла это довольно уверенно, но что-то в ее голосе старого, умудренного опытом человека сказало Каролине, что эта уверенность, возможно, притворная.

Каролина напомнила себе, что злые колдуны вряд ли позаботились бы о том, кто входит в поезд и отмечен ли багаж, если бы хотели, чтобы эти люди исчезли.

Через минуту поезд подошел к платформе. Его гудок был таким громким и резким, что замирало сердце. Поезд был похож на огромного черного зверя, и Каролине захотелось, чтобы Кукольник унес ее от него как можно дальше.

Поезд дернулся и остановился, и немецкие солдаты открыли двери товарных вагонов. Взмахами рук они подгоняли людей, говоря:

– Быстрее, быстрее! Поезд должен отправиться вовремя. Чем быстрее вы начнете путь, тем быстрее прибудете и поселитесь в новом месте.

Но люди на платформе, включая Кукольника, не поспешили к вагонам, чтобы занять места. Внутри вагонов не было никаких мест. Там вообще ничего не было, только пол и потолок из старого потрескавшегося дерева. Кроме того, вагоны были слишком маленькими, чтобы в них могли удобно устроиться более дюжины человек.

– Это не настоящий поезд, – сказала Каролина. – Тут нет сидений! И посмотрите на окна! Они такие маленькие. Как здесь можно сидеть и дышать?

– Это настоящий поезд, – тихо сказал Кукольник. – Только не для людей. В таких вагонах перевозят овец или коров.

– Но мы же не коровы или овцы, – возразила Каролина.

– Для них, – сказал Кукольник, – мы то же самое.

Как и боялась Каролина, в вагоне для скота не хватало места, чтобы разместить всех, кого в него затолкнули, и Кукольник вынужден был стоять плечом к плечу с женщиной, к которой прислонился ее сын, и стариком. Сидеть – это была роскошь, которую никто не мог себе позволить. Самое большее, что они могли, – это согнуть ноги, чтобы немного ослабить боль, или на минутку опереться о плечо доброжелательного соседа.