Николай Асанов - Огненная дуга

Прожектор выхватил из темноты длинную фигуру человека, бежавшего к мосту с минометом на плече. Вокруг человека мгновенно вспыхнул золотой ореол, словно он сам засветился. За ним, рассыпавшись по всему берегу, бежали еще люди, но Марине почему-то стало смертельно жаль именно этого, высокого. Луч прожектора разрезал его пополам, и тотчас же к нему пронеслись различимые даже в свете прожектора трассирующие пули, и человек упал. Марина вскрикнула, словно боль чужой раны передалась ей, и побежала к прожектору. Фашисты не видели ее, но, услышав шум шагов, открыли огонь из автоматов. Марина швырнула гранату. Прожектор погас одновременно со взрывом. Марина стремительно кинулась к мосту.

Много раз во время разведывательной работы она была возле моста, но никогда он не казался ей таким враждебным. В те времена она была здесь в одиночестве, теперь же боялась за всех, кто находился рядом с нею. Эта боязнь толкала ее вперед, поддерживала, и потому Марина торопилась, карабкаясь по крутому склону железнодорожного подхода, чтобы как можно скорее оказаться на мосту. И так же — она знала это — бежали к мосту ее незнакомые друзья, заботясь о ней и ее удаче, как она заботилась о них.

До слуха донеслась тревожная трель свистка, повторенная трижды. Это Демидов. Он жив и ищет ее. Только теперь она поняла, что испугалась именно за Демидова, когда прожектор осветил высокого человека с минометом. Она откликнулась сигналом, чтобы Демидов замолчал. Треск автоматов усилился, и ей казалось, что все эти звуки направлены против Демидова. Она нацепила опознавательную повязку и бросилась на сигнал.

Постепенно бой затихал. Все реже становились в этой сумятице звуки немецких орудий и все громче и гуще наши. Марина увидела бегущих на противоположный конец моста людей со смутно белеющими опознавательными повязками, увидела башню на восточном конце моста, где был назначен сборный пункт офицеров.

Гитлеровцы не успели обрезать осветительные и телефонные провода. В комнате с узкими окнами, похожими на бойницы, с винтовой лестницей, уходившей на второй и третий этажи, горели две сильные лампы. В глубине, на столе, беспрерывно звенел телефон. Демидов, мальчишески улыбаясь, поднял трубку и спросил по-немецки:

— Кто говорит? Очень приятно. Это говорит капитан Демидов. Да, русский. О, русские давно уже здесь и скоро будут на вашем берегу.

Опустив трубку, он с удовольствием сказал:

— Не понравилось фашисту сообщение.

В комнате уже собрались командиры. Не хватало лишь Голоскова. На столе лежала карта.

Марина улыбнулась Демидову, но сейчас же погасила улыбку. Надо было действовать.

— Я отметила здесь три зенитные батареи, надо проверить, захвачены ли они, — сказала она, указывая на отметки, которыми была испещрена карта.

Командиры вышли, сзывая людей. Скоро тяжелый топот бегущих солдат утих. Теперь являлись только одиночки, пробивавшиеся в темноте к мосту. Перестрелка продолжалась, возникали и затихали гранатные взрывы, слышались гулкие удары немецких мин, пускаемых пока наугад.

Голоскова все еще не было. На противоположной стороне реки, в предместьях города, вспыхнул новый очаг боя.

Это парашютисты сходились по два, по три, постепенно группировались в отряды, занимали отдельные дома в городе, стараясь пробиться ближе к мосту, чтобы своей, даже и неравной, борьбой с врагом помочь тем, кто выполнял основную задачу.

Мост был так хорошо изучен во время подготовки к операции, что Демидову не понадобилось отдавать специальных приказаний. Саперы уже разъединили провода, подготовленные для взрыва, разыскали и бикфордов шнур на тот случай, если им самим понадобится взорвать мост. У шнура стоял дежурный, который должен был по сигналу, а в крайнем случае по собственному разумению, зажечь шнур. В нижнем этаже башни работал санитарный взвод. Девушки размещали тех раненых, какие смогли добраться сами, пробегали с носилками, хотя кругом шла стрельба и трудно было понять, где фашисты, где свои.

В дальнем углу, хорошо защищенном толстыми стенами от снарядов и мин, заработала рация. Марина передала первую условную радиограмму. И теперь читала огромную и сложную книгу эфира, ища строки, предназначенные ей.

Все пока совершалось по порядку, так, как было предусмотрено, хотя Демидов все чаще хмурился, — слишком многих парашютистов недоставало. Пробежали минометчики, чтобы занять позиции на западном берегу — ближние к мосту дома. На восточном берегу устанавливали пулеметы, рыли окопы, маскировали противотанковые пушки, несли снаряды.

Но как мало было людей! Все они как-то рассеялись на большом пространстве. Самая большая группа билась в городе, возле рыночной площади. Там действовал Голосков. Но шум этого сражения не приближался. Три или четыре группы сражались на восточном берегу, где-то в районе пристаней.

И отбивающиеся там и находящиеся здесь знали, что в ближайшие минуты фашисты предпримут атаку, чтобы отбить мост. И Демидов молча стоял на мосту, прислушиваясь к звукам этих рассредоточенных схваток.

И все-таки люди прибывали. Иные приходили только для того, чтобы сообщить разведанные данные и свалиться, обессилев от ран; другие, доложив о своем появлении, уходили в окопы и занимали место в строю.

В этот предрассветный час Марина впервые услышала в эфире голос Сибирцева. Ей казалось, что она могла бы узнать его и без позывных. Она стиснула зубы, чтобы не крикнуть: «Я здесь! Я жива! Я жду!» — но голос умолк. Танки Сибирцева вошли в прорыв. И в этот предрассветный час на мосту, одновременно с восточной и западной сторон, началась атака гитлеровцев. Все пространство перед мостом вдруг оказалось затянутым цветными лентами, и темные пятна, вокруг которых шла эта стрельба, все суживались. Эти пятна, хорошо видимые с высокого моста, показывали, где отбивались парашютисты. Но участки эти постоянно меняли очертания, так как немецкие гренадеры захватывали все новые позиции.

Но и группы парашютистов и одиночки продолжали бой, и все пространство, в котором словно висел темный и молчаливый мост, оказалось окрашенным в разные тона, то более темные, то совсем светлые.

Немцы наступали с обеих сторон одновременно, рассчитывая сплющить и уничтожить небольшой советский отряд, застрявший как бы между молотом и наковальней. Но между молотом и наковальней оказался материал тверже самой твердой стали. И люди Демидова вынесли этот натиск и отбили его, а вслед за первой атакой отбили еще восемь. И солдаты Демидова не только отражали врага, но и контратаковали, хотя количество людей, способных стрелять и двигаться, исчислялось уже не сотнями, как в начале операции, а десятками.

Бой продолжался также и в городе, и в складских помещениях возле пристани. Звуки, доносившиеся оттуда, воспринимались на мосту как сигнал. «Держитесь ли, товарищи?» — спрашивали люди, оставшиеся с Демидовым, и оттуда отвечали: «Держимся, товарищ капитан!»