Евгений Федоровский - Невидимая смерть

На улицу уже опустилась темная осенняя ночь. Из горницы вышли последние командиры. Адъютант скрылся за дверью, через секунду появился вновь и не без злорадства произнес опостылевшее «ждите». Из третьей каморки, скрытой печью и потому сначала незамеченной, выскочил солдат в белом фартуке и колпаке, протащил сковороду, обдав дразнящим запахом подваренных яиц и тушенки. Еще через полчаса повар пронес в горницу самовар. «Как лакеи в передней», – подумал Павел, представив себя с Боровым со стороны. Лишь когда солдат с горкой грязной посуды скрылся в своем закутке, адъютант разрешил пройти к начальнику штаба.

Боровой встречался с полковником Черкуновым один раз на командирских учениях, Павел же увидел его впервые. Освещенное с двух сторон лампами-семилинейками и без того раздутое сивушное лицо показалось еще более широким, как бы придавленным сверху, похожим на китайского божка. Едва сдерживая раздражение, Федор доложил о прибытии. Черкунов неторопливо вытер полотенцем губы, сложил его вчетверо, открыл коробку «Казбека», закурил.

– Вам приходилось участвовать в боях? – выпустив облако ароматного дыма, спросил он.

– В составе Второй танковой армии.

– Были потери?

– Единицы.

– Странно. Видно шли во втором эшелоне?

– Танковые тральщики идут первыми, – повысил голос Боровой.

– Посмотрим, как будете воевать завтра, – Черкунов принял начальственный вид. – Сколько машин в полку?

– Двадцать две тридцатьчетверки при восемнадцати тралах.

Небрежным движением полковник подтянул к себе карту. В середине листа жирно темнел вытянутый шестиугольник Киева с пригородом Дарница на левом берегу.

– Доложите ваше направление.

– Вдоль лютежского шоссе в полосе 136-й и 240-й стрелковых дивизий.

– Приказываю половину тралов направить в полосу наступления 167-й дивизии.

Боровой онемел. Павел тоже подумал – не ослышался ли? Черкунов поднялся, давая понять, что разговор окончен.

– Товарищ полковник! – Федор обрел дар речи. – Это же… Это…

Он хотел закончить фразу словом «безумие», но судорожно стал искать более мягкий синоним, чтобы не озлобить начальника штаба. На выручку пришел Павел. Как можно более спокойным тоном он проговорил:

– Разрешите высказать свои соображения, товарищ полковник.

Сдвинув рысьи брови, Черкунов уставился на Павла.

– Как видно по карте, в полосе 67-й дивизии много противотанковых рвов и заболоченных участков. Боюсь, наши тралы там безнадежно застрянут.

– Вы желаете наступать по гладкой дороге?

– Проходимость тральщиков, хотя и довольно высокая, отличается от проходимости обычных танков. Надо же впереди себя толкать еще пятитонную махину. Завалится она в ров – никаким тягачом не вытащишь. Понесем потери, собьем темп… – интуитивно Павел выбирал нужную тактику, старался приуменьшить возможности тральщиков, хотя Боровой несколько раз дергался, готовый вступить в спор, но Павел незаметно давил на его локоть.

– Вижу теперь, ваша слава дутая, – усмехнулся Черкунов.

– Да и, кроме того, перегонять тральщики сейчас, в ночь перед наступлением, уже поздно. Разрешите действовать по ранее намеченному плану.

Полковник поднял трубку полевого телефона, потребовал соединить с командиром корпуса Кравченко.

– Андрей Григорьевич, – громко и недовольно произнес он. – Наши тральные инженера не хотят возиться с противотанковыми рвами и болотами на участке 167-й. Говорят, тралы не пройдут… Что скажет командующий?… Хорошо, подожду.

«Рыбалко меня помнит! Должен заступиться!» – мысленно возликовал Павел. С Рыбалко он встречался в Москве перед боями на Курской дуге. При формировании армии в мае 43-го и своем назначении на пост командующего генерал еще тогда хотел переманить Павла с тральщиками к себе. Минут через пять коротко гуднул зуммер, Черкунов поднял трубку:

– Слушаю… Здесь… Есть передать трубку…

– Клевцов? – Павел узнал голос командующего, обрадованно проговорил: – Здравия желаю, Павел Семенович.

– Чего не хочешь вправо стронуться трошки?

– Я объяснил…

– Ладно. Прорывайте первый эшелон одним кулаком, на минных полях работайте по обстановке, без передыху. Чуешь, Киев все-таки, ридна мати…

Обратно ехали в приподнятом настроении.

Со стороны города доносился самолетный гул. Работали бипланчики У-2, грозно именуемые ночными бомбардировщиками. Они обрабатывали немецкую передовую, не давая солдатам спокойно поспать перед боем. Небо озарялось строчками трасс и вспышками разрывов. У-2 на бреющем промахивали над траншеями, рассеивая маленькие бомбочки. Освободившись от груза, они перелетали Днепр, заправлялись и снова поднимались в воздух. Редко, но то тут, то там вспыхивал факел. Снаряд или пуля пробивали топливный бачок перед кабиной летчика, бензин окатывал машину, и пламя мгновенно сжирало перкаль, фанеру и дерево. Через секунду огненный комок валился на землю, исчезал почти без следа.

Вдруг в скачущем дымчатом следе от цветных трасс, на фоне исполосованной прожекторами облачности промчалась огромная тень. Она пронеслась так низко, что чуть не сорвала с «виллиса» лобовой козырек, обдав лица горячим воздухом. Метрах в сорока тень коснулась земли. С тугим хлопком порвалась резина амортизаторов, с гитарным звоном лопнули растяжки крыльев. Подломившись на шасси, самолет ткнулся лбом, хвост понесло вверх, но не хватило силы инерции, чтобы ему опрокинуться. В крайней точке движение фюзеляжа замедлилось. Его потянуло вниз. Как бы издав последний стон, он рухнул, подняв облако застекленевшей от холода пыли. Оторопевший Маслюков давнул тормозную педаль. Федор и Павел перемахнули через бортик, побежали к самолету. Летчика они обнаружили в задней кабине, в передней никого не было. Отстегнули привязные ремни, за ворот мехового комбинезона выволокли бесчувственное тело, удивившись необыкновенной легкости.

– Тащи в машину! – крикнул Федор, а сам кинулся к обломкам, полагая, что второго летчика при падении выбросило из кабины.

Павел положил летчика на заднее сидение, провел по лицу. Ладонь покрылась клейкой кровью. Он потянул шлем вместе с разбитыми очками, пальцы коснулись мелких кудряшек. Маслюков включил переноску, осветил лицо и с каким-то суеверным ужасом выдохнул:

– Девка! Ей-бо!

Павел разорвал индивидуальный пакет:

– Спирт есть?

– Водки немного.

Трясущейся рукой шофер подал фляжку. На лбу девушки темнела глубокая рана. Видно, она ударилась головой о приборную доску. Павел смочил водкой бинт, стал смывать кровь с лица. Девушка вздрогнула.

– Живая еще! – прошептал Маслюков, подтолкнул под голову свою шапку.

Летчица открыла глаза и тут же зажмурилась от света переноски: