Николай Гоголь - Полное собрание сочинений и писем в семнадцати томах. Том III. Повести. Том IV. Комедии

Отправляя повесть в «Московский Наблюдатель», Гоголь опасался цензурного вмешательства. «Если в случае ваша глупая цензура привяжется к тому, что нос не может быть в Казанской церкви, — писал он 18 марта 1835 г. М. П. Погодину, — то, пожалуй, можно его перевести в католическую. Впрочем, я не думаю, чтобы она до такой степени уж выжила из ума». По требованию цензуры Гоголю все-таки пришлось перенести встречу майора Ковалева с носом из Казанского собора в Гостиный двор.

В первоначальном наброске действие повести отнесено к 1832 г. В окончательной редакции Гоголь отбросил указание на год, точно обозначив лишь дату пропажи носа — 25 марта (Благовещение — один из важнейших православных праздников). В то же время в повести упомянуты волновавшие петербургское общество в начале 1830-х гг. события, придававшие ее сюжету правдоподобный характер: «опыты действия магнетизма», которыми занималась в 1832 г. некая г-жа Турчанинова, высланная полицией из Петербурга за шарлатанство (отчет о расследовании ее опытов был помещен в «Журнале Министерства Внутренних Дел» за 1832 г.); история о «танцующих стульях» в Конюшенной улице, будоражившая Москву и Петербург в конце 1833 — начале 1834 г. О последней сохранилось немало свидетельств современников. В дневнике А. С. Пушкина имеется следующая запись от 17 декабря 1833 г.: «В городе говорят о странном происшествии. В одном из домов, принадлежащих к ведомству придворной конюшни, мебели вздумали двигаться и прыгать, дело пошло по начальству. Кн. В. Долгорукий нарядил следствие. Один из чиновников призвал попа, но во время молебна стулья и столы не хотели стоять смирно. Об этом идут разные толки» ( Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. Т. 7. С. 273).

Князь П. А. Вяземский писал по этому поводу своему другу А. И. Тургеневу 4 января 1834 г. из Петербурга: «Здесь долго говорили о странном явлении в доме конюшни придворной: в комнатах одного из чиновников стулья, столы плясали, кувыркались, рюмки, налитые вином, кидались в потолок; призвали свидетелей, священника со святою водою, но бал не унимался» (Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 3. СПб., 1899. С. 234–233).

Подобные явления в нашу эпоху получили наименование полтергейста (от нем. Poltergeist — игра духов). М. Н. Лонгинов, у которого Гоголь был в то время домашним учителем, рассказывал в своих воспоминаниях: «…как теперь помню комизм, с которым он передавал, например, городские слухи о танцующих стульях в каком-то доме Конюшенной улицы, бывшие тогда во всем разгаре» (Гоголь в воспоминаниях современников. 1952. С. 72).

Впервые напечатано в сб.: Арабески. Разные сочинения Н. Гоголя. СПб., 1835. Ч. 2. Повесть получила отрицательный отзыв В. Г. Белинского: «“Портрет” есть неудачная попытка г. Гоголя в фантастическом роде» ( Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. Т. 1. С. 280).

Во второй половине 1830-х гг. Гоголь значительно переработал повесть. Новая редакция «Портрета», в которой, по словам писателя, «осталась одна только канва прежней повести… все вышито по ней вновь» (из письма к П. А. Плетневу от 17 марта 1842 г.), была впервые опубликована в третьей книжке «Современника» за 1842 г.

С. П. Шевырев писал Гоголю 26 марта 1843 г.: «Во время болезни я прочел и «Портрет», тобою переделанный. Ты в нем так раскрыл связь искусства с религией, как еще нигде она не была раскрыта. Ты вносишь много света в нашу науку и доказываешь собою назло немцам, что творчество может быть соединено с полным сознанием своего дела».

Среди возможных прототипов гоголевского ростовщика называют известного в Петербурге ростовщика-индейца, которого описывает в своих мемуарах актер П. А. Каратыгин: «Бронзовое лицо его было татуировано разноцветными красками, черные зрачки его, как угли, блистали на желтоватых белках с кровяными прожилками» ( Каратыгин П. А. Записки. Т. 1. Л., 1929. С. 264). В образе художника, живущего в Италии и приславшего на выставку свое гениальное произведение, усматривают черты А. А. Иванова, чей подвижнический труд над картиной «Явление Мессии» стал для Гоголя образцом преданности искусству (см. об этом: Машковцев Н. Г. Гоголь в кругу художников). Черты Иванова угадываются и в другом персонаже повести — идеальном старце-художнике, аскетически равнодушном к жизненным благам. В очерке «А. Иванов» (1838) А. И. Герцен писал: «Жизнь Иванова была анахронизмом; такое благочестие к искусству, религиозное служение ему, с недоверием к себе, со страхом и верою, мы только встречаем в рассказах о средневековых отшельниках, молившихся кистью, для которых искусство было нравственным подвигом жизни, священнодействием, наукой» ( Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. Т. 13. С. 323).

Впервые напечатано: Сочинения Николая Гоголя. Т. 3. СПб., 1842.

По свидетельству П. В. Анненкова, первоначальный замысел повести возник еще до отъезда Гоголя за границу в 1836 г. Мемуарист вспоминает, как «однажды при Гоголе рассказан был канцелярский анекдот о каком-то бедном чиновнике, страстном охотнике за птицей, который необычайной экономией и неутомимыми, усиленными трудами сверх должности накопил сумму, достаточную на покупку хорошего лепажевского ружья рублей в двести (ассигнациями). В первый раз, как на маленькой своей лодочке пустился он по Финскому заливу за добычей, положив драгоценное ружье перед собою на нос, он находился, по его собственному уверению, в каком-то самозабвении и пришел в себя только тогда, как, взглянув на нос, не увидал своей обновки. Ружье было стянуто в воду густым тростником, через который он где-то проезжал, и все усилия отыскать его были тщетны. Чиновник возвратился домой, лег в постель и уже не вставал: он схватил горячку. Только общей подпиской его товарищей, узнавших о происшествии и купивших ему новое ружье, возвращен он был к жизни, но о страшном событии он уже не мог никогда вспоминать без смертельной бледности в лице… Все смеялись анекдоту, имевшему в основании истинное происшествие, исключая Гоголя, который выслушал его задумчиво и опустил голову. Анекдот был первой мыслию чудной повести его «Шинель», и она заронилась в душу его в тот же самый вечер» ( Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1989. С. 33).

В основу сюжета легли также личные впечатления Гоголя, испытавшего сильную нужду по приезде в Петербург. 2 апреля 1830 г. он сообщал матери, что, будучи не в состоянии заказать себе теплую одежду, «привык к морозу и отхватал всю зиму в летней шинели». А. С. Данилевский называл В. И. Шенроку «несколько лиц, послуживших, по его предположению, прототипами некоторых произведений Гоголя: Акакий Акакиевич — Юдин, о котором он часто рассказывал Гоголю. Юдин заходил к ним. Это было несчастнейшее создание» ( Шенрок В. И. Н. В. Гоголь и А. С. Данилевский//Вестник Европы. 1890. № 2. С. 612–613).