Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга первая

— Возьми, охотник. Чтоб наперед вера тебе была.

— Полдня за этой крякухой ползали, пока не подстрелили, — объяснил Волошенко. — Нужда, что ржа — железо ест.

О том, что Роман заходил к Петрухе Горбаню и о чем-то уговаривался с его женой Марьей, десятский Мишка Жбанов рассказал по секрету Степану Перфильевичу.

— Сам видел. Я на Кукуй в гости к шуряку Александру ходил. Он напротив Горбаней живет. В окошко заприметил. Роман оглянется по сторонам и опять что-то нашептывает. А она его вроде как в избу созывала.

— Может быть, между ними грешок какой? Блудят? А?

— Не должно. Марья не блудливая. Да и не пара она Ромке. На его век девок хватит, — рассудил Мишка. — Потом ить по таким делам среди бела дня не ходят.

— Твоя правда. — Лавочник задумался. — Ты-то что мыслишь? Зачем Роман ходил туда?

— Смекаю, что была причина, Степан Перфильевич. Не иначе, как Петруха скрывается дома. А Ромка вроде связного у них.

— Так-так… Спасибо, брат, я тут кое с кем посоветуюсь, — Степан Перфильевич проводил десятского до калитки и с непривычной для него резвостью кинулся в дом. Только плахи крыльца заиграли под ногами.

Юнкер смазывал шомполом трехлинейку, высвистывая какую-то залихвастскую песню. Жена лавочника, пышнотелая Агафья Марковна, раскладывала на столе карты — ворожила.

— Попался, сукин сын! — крикнул Степан Перфильевич с порога. — Попался!

Владимир ошалело взглянул на отца:

— Что с тобой, папа? — и встал, отложив винтовку.

— Вот случай! Петруху Горбаня накроем, сынок!

— Господи! — перекрестилась купчиха. — Испугал-то как! Я уж подумала, что рехнулся. Будто на Володю кинулся.

— Беги, сынок, к Захару Федосеевичу. Пусть немедля поспешает. Важное, дескать, дело, — сказал лавочник, потирая оплывшие жиром руки.

Когда Владимир ушел, Агафья Марковна накинулась на мужа:

— Брось, Степа, свои затеи! Не твоя забота Горбаня ловить. Они у тебя тысячи не просили, как у Захара Федосеевича.

— Молчи, если не смыслишь! — ответил Степан Перфильевич. — Много ты понимаешь в наших делах!

— Пусть и немного, а вдовой оставаться и врагу не пожелаю. Выместят они, коли узнают, что ты милиции способствуешь.

Лавочник прошелся из угла в угол комнаты — от умывальника до буфета, — круто повернулся к жене и, насупившись, как бодливый бугай, проговорил:

— В России убивают и грабят. Если сегодня не выловить разбойников, завтра они отберут у нас все. Голыми пустят, да и то, если окажут милость.

— Пусть другие ловят…

— Кто? Кто? Все кротами сидят по норам. На снисхождение надеются. На любовь ближнего. А этих бродяг, как волков, капканами брать надо.

— Народ уважает тебя. Общество, в случае чего, решать будет. А куда мужики без тебя?

— Все они рады горло перервать. Да-да! Ты их не знаешь! Кто откажется от чужого! Не то, что товар — лавку по бревну раскатят, дай им волю.

— Мое дело сказать. А ты уж поступай, как знаешь. И поосторожнее будь. Береженого бог бережет, — сдалась Агафья Марковна. — И Володю одергивай. Горячий он. Весь в тебя.

— У сына своя дорога. Он не ребенок. Что прикажут, то и исполнять будет. Володька далеко пойдет. Ты не смотри на него, что юнец. Он все понимает, шельма!

Вскорости явились Владимир и Захар Федосеевич. Мельник низко поклонился и присел на скамейке у порога.

— Да ты проходи! Будь, как дома! — пригласил хозяин к столу.

— Благодарствую. Я вишь какой: пыль да грязь… Только с мельницы, — ответил Захар. — Чего стряслось-то, Степан Перфильич? Ай?

— Надо сейчас же послать в Галчиху нарочного, — с места в карьер пустился лавочник. — Петруха живет дома. Понял?

— Не шибко. Какой Петруха? — спросил мельник, хотя хорошо понял, о ком говорит Поминов.

— Горбань, кустарь.

— Вон оно что! А я-то, выходит, не разобрался сразу.

— Посылай гонца, а записку Марышкину я напишу.

— Не могу, Степан Перфильич. Одно дело: помирать прежде не хочется. Ну, их к дьяволу! Да и лошадей за тесом услал на кордон. Гнедко пропорол бок. И где он зацепился, иродово семя? Ума не приложу. Надо-ть вот дегтю купить у тебя да помазать… Боюсь, как бы черви не того… Ить жара стоит. От мухи отбоя нету-ти.

— Так-так… Значит, напопятную? Понятно! — Лавочник побагровел. — А когда туго пришлось, за советом-помощью к Степану Перфильичу бегал. И я, как дурак, у Семисосенок целую ночь пролежал. Теперь, видать, отступились от тебя, так ты и завертел хвостом, как шлюха.

— Не крести меня, Степан Перфильич! Не за тем я шел, чтоб срамоту слушать!. И прощевай на энтом. Прощевай! — Захар Федосеевич схватил картуз и рывком поднялся со скамейки.

— Постой! Стой, тебе говорят! Ух ты!..

— Чего стоять? За постой деньги платят. Некогда мне тут рассусоливать. Дело ждет.

— Что с ним толковать. Он просто трус. Тени своей боится. — Злобно ухмыльнулся юнкер.

Захар Федосеевич метнул в сторону парня злой взгляд:

— Молод ишшо учить. На чужой спине легко беремя. А ты, милок, на своей поноси. На своей!

— Ладно, — примирительно проговорил лавочник. — Гонца мы пошлем. Мы! Однако советовал бы тебе, Захар Федосеевич, пораскинуть умом. Никто нас не защитит, если сами не будем обороняться. Они вон кучкой держатся, а мы все врозь. И нам соединиться не лишне. Согласному стаду волк не страшен.

— Знамо, что так. Я уж мараковал. Да только лошади в разъезде, — мельника бросило в пот. Он вспомнил недавний визит Петрухи Горбаня.

Проводив Захара Федосеевича, лавочник долго не мог успокоиться. И надо же было связываться с этим слюнтяем!

В ту же ночь у дома Петрухи Горбаня была устроена засада. Начальник милиции Марышкин решил не делать обыска, так как Петрухи могло и не быть в избе. А после обыска он уже домой не заявится.

В секрет были отряжены ловкие милиционеры Груздь и Карябкин. Как только стемнело, Груздь залег у Горбаней в огороде, между рядками картошки. А Карябкин и Мишка Жбанов стерегли Петруху в палисаднике напротив.

Прошла ночь, другая, Петрухи все не было. Донесли об этом Марышкину.

— Засаду не снимать! — распорядился он.

Бором шли, растянувшись цепочкой. Так лучше на случай нападения. Если кинутся, все же на одного — двух, а остальные выручат товарищей. Вместе идти — окружат и перебьют всех сразу.

Молчали, прислушивались к каждому ночному шороху. Косились на луну, которая, казалось, светила чересчур ярко. Замыкал цепочку Петруха. Ему была хорошо видна высокая, статная фигура Ефима. Походка у Мефодьева отменная. По ней можно узнать его издали: как-то особенно легко вылетают вперед ноги, будто хочет Ефим на ходу сбросить сапоги.

Всю дорогу Горбань думал о том, как кустари станут создавать боевой отряд. Прежде всего, надо установить связь с теми из надежных мужиков, кто живет по заимкам. А ночами выбираться в село. Милиция сама по себе не страшна, она не выследит, если кто из покровских не наведет на след. А лавочнику Поминову следует напомнить о вылазке к Семисосенкам. Поймать или убить собирался, гадюка.