Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга первая

— Пусть хоть словечком перемолвятся. Для этого доченька и вышла. Тебя стесняется она, Пантелеюшка, — и положила натруженные руки на плечи мужа.

Пантелей вдруг облапил ее, подхватил и, тяжело дыша, потащил в горницу. У Аграфены, как когда-то в молодости, шумно забилось сердце. И только на кровати опомнилась она, шепнула:

— Подожди… Дверь на крючок накину…

А Нюрка, вздрагивая всем телом при каждом выстреле, хлопавшем на улице, прощалась с Максимом у калитки. Нюрке не хотелось отпускать его. Душа болела, как бы чего не случилось. Пьяным-то солдатам — море по колена. У каждого ружье и шашка.

— Ты, Анна Пантелевна, не бойся. И у меня кое-что есть, — ответил ей Максим, потряхивая на ладошке маленький, тупорылый пистолет.

— А то бы остался, Максимушка! Или я тятю попрошу, чтоб тебя до дому доставил, — уговаривала Нюрка. — И вот еще что… Ты список отдавать собираешься, чтоб поручик знал, кто виноват. Так не надо? Грех тебе будет, если кого из наших, покровских, постреляют. Они пришли и ушли, а нам жить с тобою. Не простится это нам от мужиков. Не надо, Максимушка!..

— Любишь кататься — люби и саночки возить. Я так рассуждаю, — сухо проговорил Сорока. — Мир ни при чем. Кто подбивал к бунту, с того и спросят. И мы дураки, что допустили до этого. Надо было выселить кустарей, и всему конец.

Максим твердо стоял на ногах, хотя от него и несло спертым запахом самогона. По решительному лицу Сороки Нюрка поняла, что он отдаст список поручику. Она не могла допустить этого, не могла. Казалось Нюрке: вместе с другими примет смерть и она. Да, это ее поведут вместе с кузнецом, вместе с Яковом Завгородним, вместе…

— Прошу тебя, Максимушка! Христом-богом прошу: не надо!.. Выбрось ты из головы списки всякие!

— Может, Романа пожалела, Завгороднего, а? — криво усмехнувшись, сказал он.

— Что? При чем Роман тут? — с болью ответила Нюрка. И вдруг она ясно осознала: в сердце ее поднялась с новой силой растерзанная, но неистребимая любовь. Не Нюрка, а любовь ее примет смерть лютую, коварную.

— Не надо, Максимушка!.. — крикнула и, как подкошенная, упала перед ним на колени.

— Что с тобой, Анна Пантелевна? Зачем же расстраиваться так? — забеспокоился Максим, поднимая ее. — Зачем же? Если уж хочешь, я и передумать могу. И не мое это дело, может быть… Коли надо что узнать поручику, пусть сам и узнает…

Нюрка прижала его руку к пылающим губам и поцеловала:

— Вот и спасибо тебе, спасибо!

— Конечно, я списка не буду писать. Так все равно другие выдадут.

«Другие Романа не выдадут. Не назовут его в главарях. Это ты, Максим Александрович… Один ты мстишь ему. И не знаешь за что, — подумала Нюрка. — А уж кому и мстить, только мне одной. Мне! Мне!..»

— Ладно, договорились. Спать иди! — голос его потеплел.

Но когда за Максимом звякнула калитка, Нюрка почувствовала в затихающих звуках его шагов все ту же решимость. Максим обманул ее. Завтра, на рассвете, список, составленный Сорокой, будет у командира карательного отряда.

Спустившись с Гривы, Нюрка не пошла мимо кладбища, а обогнула озеро и нырнула в глухую темь переулка, который должен был вывести ее на Харьковскую улицу. Время приближалось к полуночи. Однако село еще колобродило. Слышались пьяные выкрики, покрываемые хлесткими раскатами выстрелов. Перелаивались собаки. Откуда-то со стороны Борисовки наплывала пьяная песня:

Песня доносилась то совсем явственно, то затухала. Сперва звучали только мужские, разухабистые голоса, потом в их компанию ворвался бабий, визгливый:

«Веселятся…» — с горечью подумала Нюрка. Ей казалось странным, что в эту тревожную ночь кто-то может гулять по улицам, да еще и петь. Солдаты, конечно, не в счет. Что им за беда, коли в Покровском расправятся с мужиками! На то они и солдаты. А шлюха-то чему радуется на Борисовке? Может, ее же отца или брата на расстрел поведут утром…

Нюрка спешила. Дороги не было видно, и она пробиралась наугад, по лужам, стараясь держаться поближе к заплотам, что тянулись с левой стороны. Справа был пустырь, где можно угодить в яму. Их здесь много: издавна на пустыре копали глину.

Выйдя на Харьковскую, Нюрка едва не столкнулась с конниками. Хорошо, что не заметили. Вовремя прижалась к чьим-то воротам.

Проехали трое. Во тьме промаячили красноватые огоньки папиросок. Всадники разговаривали вполголоса.

— Тут должен быть проулок. Я днем заприметил, — сказал один из них.

— Ну, и ночь! Хоть глаз выколи, — отозвался второй. — Сейчас бы с кралей антирес поиметь, а тут путайся по улицам.

«Охрана», — решила Нюрка, направляясь дальше.

У дома Завгородних она остановилась. Переводя дух, присела на лавочку. Вот сейчас немного успокоится и постучит в окно, вызовет Романа. Или нет, все равно кого. Только бы узнал он, что его ждет, чтоб успел затемно уйти из села.

Нюрка не назовет имени Максима, а просто предупредит на всякий случай. Она не может сделать иначе. Она не желает зла Максиму, с которым ей придется делить радости и горести всей жизни. Он нравится Нюрке. Он хороший. И она будет счастлива с ним…

А Роман уже женился, наверное, на Любке Солодовой. Давно по селу слухи ходят, что убежала Любка из дома. А Нюрке все равно. Пусть Роман даже не смотрит на нее, пусть сейчас прогонит от дома, как собаку, пусть. Только б знать, что живой он, что хоть однажды вспомнит о Нюрке. И то хорошо!

Еще в детстве слышала Нюрка от отца о лебедях. Рассказывают, что если убить одного из пары, то и другой погибнет. Камнем бросится наземь и расшибется. Так и Нюркино сердце. Поднялась в нем любовь, расправила крылья. А не станет Романа, и жизнь потеряет для Нюрки всякий смысл.

Вот сейчас она постучит. Но ноги не слушаются ее. Всего один шаг осталось сделать Нюрке до окна, и он оказался самым трудным. Если бы ее заставили прыгнуть в огонь ради Романа, она бы сделала это, не задумываясь. Ушла бы на край света!.. Но подойти к окну и постучаться…

Как она не догадалась прежде! Ведь можно же сходить к кому-нибудь из подруг или к соседям Завгородних и через них передать Роману страшную новость. Однако к кому идти? Времени осталось так мало! А вокруг села — караулы, и Роман не сразу прошмыгнет между ними.

Нечаянно Нюрка задела ногой палку, которой прикрывают ставни. Палка проиграла по бревнам стены. И во дворе Завгородних раздался басовитый лай волкодава. У Нюрки вздрогнуло и шумно забилось сердце. Лай услышит охрана — и тогда все пропало! За себя Нюрка не боялась, но ее могут арестовать, и некому будет предупредить Романа.