Сергей Алымов - Нанкин-род

– Какая мистика! У вашей любви борода мудреца!

– Любовь всегда мудрость. Там, где нет мудрости, нет любви.

– А что, по-вашему, поцелуй?

– Поцелуй?.. – Лю запнулся.

– Ага, вот и не знаете, а я знаю. Поцелуй это – вот что! Агата внезапно поцеловала Лю в губы.

Лю полетел в пропасть. Когда он достиг дна, его снова бросило вверх. Агата смеялась.

– Быстрота победила. Если делать любовь по рецепту «глубокой реки», можно лечь в могилу, не узнав вкуса вашего поцелуя.

Лю ничего не понимал. Его губы были опалены огнем. Сердце замирало. Он боялся взглянуть на Агату. А она, спокойная, как каменщик, положивший первый кирпич, смеялась, вздрагивая довольным телом.

Она не ошиблась. Юноша с вымытым в шафране лицом был тих и покорен. Она сорвала его, как плод с незнакомого дерева. Он был сочен и свеж. Его чужая, как бы отсутствующая душа сообщала телу приятную легкость. Им можно было владеть, не чувствуя бремени, не связывая себя общностью расы, не боясь любовной привычки. Он был удобен, как ночлег у костра, после которого к утру остается лишь груда пепла… И, кроме всего, он мог быть полезен…

Лю сидел, оглушенный восторгом, затерянный в чуде, погруженный в свершившееся.

В золотой ширме, стоявшей сбоку, отражалась Агата.

Душа Лю медленно перемалывала первые зерна счастья и тихо пела:

Веспа, Гонзальво и Спарк вошли в широкий вестибюль «Карлтона», заклеенный афишами с обнаженными атлетами. «Boxing today» [35] «Сегодня – бокс». , – вопили анонсами стены.

Вестибюль, начиненный гремучим студнем интернациональной толпы, дымился, как зажженная бомба.

Матросы, чиновники, банкиры, кокотки, биржевики, толкаясь и споря, затопляли лестницу.

– Сегодня Джерри нехорош, – уверенно заявлял какой-то высокий блондин. – Я пил с ним вчера в Дельмонте.

– Держу пари – Кинг не даст кантонцу продержаться дольше трех раундов! – кричал толстяк с сигарой во рту.

Каждый шаг усиливал ажитацию.

Огромный зал, в котором обычно командовал джаз, превратился в стадион.

Вместо столиков стояли ряды сомкнутых стульев. Посередине возвышался огороженный веревками помост. Над помостом покачивалась перевернутая тарелка с приросшей снизу стеклянной электрической грушей.

Нетерпеливая публика рассаживалась по местам. Спарк с любопытством оглядывался.

– Первые две схватки – ничего особенного, – предупредил Веспа, – но зато последняя поднимет крышу.

– Почему? – спросил Спарк.

– Китаец против англичанина! Оба – первый класс!

Зазвонил звонок. Задержавшиеся в баре с грохотом хлынули в зал. Балконы наполнились нарядными туалетами. Спарк узнал Фей. Она сидела рядом с Агатой.

На помосте появился арбитр.

– Сегодня, – объявил он, подняв руку, – мы порадуем вас исключительной программой. В первой паре Джо Гейм и Бен Адамс. Вы знаете их не хуже меня. У обоих каменные кулаки и железные челюсти. За ними идут Джерри Джером и Фред Вильборо. Знаменитые «косые» первого и «апперкоты» второго не требуют рекламы… В третьей паре…

Арбитр сделал вид, что у него перехватило дыхание.

– В третьей паре, – справившись с горлом, крикнул арбитр, – встречаются несравненный Эдди Кинг, прозванный «Британским львом», и только что вернувшийся из Америки кантонец Сю, известный под кличкой «Надежда Китая»!

Свист, грохот, аплодисменты заглушили арбитра. Он ждал, пока зал успокоится.

– Эта пара украсила бы лучшие ринги мира! – патетически продолжал он. – Обратите внимание… Схватка до результата.

Он дал свисток.

Из боковой двери выскочили Джо Гейм и Бен Адамс – стройные, в мохнатых халатах. За ними шли ассистенты в фуфайках, с полотенцами и ведрами в руках.

Боксеры вскочили на помост.

В расположенных по диагонали углах стояли табуреты. Противники, сбросив халаты, вышли на середину ринга. Арбитр сблизил кожаные кулаки и отошел в сторону. Боксеры стали в «стойку».

Несколько секунд они стояли неподвижно, широко расставив ноги, плотно привинчивая к бокам согнутые в локтях, похожие на обвязанные копыта руки.

Затем у одного шевельнулся мускул. Это заставило другого податься вперед, склонить голову на плечо и, прицелившись, пустить в ход кулаки.

Схватка началась.

Быстрота движений и вихревое верчение не мешали знатокам обсасывать детали.

Однако первая пара не была особенно заманчивым блюдом. Противники дрались добросовестно, но в их схватке не было остроты. Публика ела салат, в который не положили горчицы.

Наградив друг друга одинаковым количеством ударов, боксеры закончили первый раунд.

Ассистенты, вытерев боксеров полотенцами, принялись их массировать. Через минуту противники сошлись вновь.

Второй раунд прошел так же вяло, как первый.

Зрители скучали.

– «Wake up! Wake up!» [36] Проснитесь! – летели отовсюду недовольные крики. Однако это не действовало и только на четвертом раунде бойцы начали зажигаться.

Гейм повел стремительную атаку. Он скользил по рингу, словно танцуя. Его кулаки били наискось, отрывались от плеч, вылетали откуда-то снизу. Туловище поворачивалось, как уличный семафор, ноги складывались и раздвигались, как циркуль.

Рыжий Адамс вел бой, не сходя с места, раскачиваясь телом из стороны в сторону. Временами быстро изогнув туловище, он нырял навстречу руке, наносящей удар, заставляя руку Гейма пролетать над собой.

Неистовый свист и топот ног были наградой его ловкости.

Неожиданно Адамсу повезло – он наградил Гейма сильным ударом в челюсть. Гейм пошатнулся и подался назад. Кулаки Адамса обсыпали его градом ударов.

Гейм сделал несколько скачков; голова у него отошла от плеча и потянулась назад. Видимо, ему не хватало дыхания.

Удар в живот бросил его на веревки; он скользнул на спине и, зацепившись руками, повис, как кошка, упавшая на телефонные провода.

– Finished… finished!.. [37] Готов, готов! – радостно загудела толпа. Звонок, возвестивший конец раунда, выручил Гейма из беды. Подбежавшие ассистенты сняли его с веревок и, усадив на табурет, облили лицо холодной водой.

Гейму удалось, наконец, глотнуть воздух. Глубокий вздох поднял грудную клетку до самого подбородка; освежив рот полосканьем, Гейм, улыбаясь, поднял кулаки.

– Молодец, Джо! – радостно заорал какой-то доброжелатель, – постарайся выколотить душу из Адамса в следующем раунде.

Гейм обещающе качнул головой.

Стремительность пятого раунда походила на катастрофу.

Противники столкнулись, как два паровоза. Кулаки отлетали оторванными колесами; головы кувыркались, словно летя под откос. И только дергавшиеся рычаги рук и беспрерывно менявшиеся углы локтей говорили о непрекращающейся работе.