Иван Аксенов - Том 2. Теория, критика, поэзия, проза

От рельса золотой росы
  За облака ввинтясь.
Святые осенял часы
  Земленебесный князь.

Им кто то, видимый едва,
  Кому то говорил,
Я и не разбирал слова,
  Но голос звонкий был.

Припомню паровик,
  Пожалуй потому –
Что с этого в любви привык
  Не верить ничему.

Всеосияиней луч косой
  Застраховал меня
Неслышней поступи босой
  Прозрачнее огня.

Из благоустроенной пасеки трут навсегда изгоняется,
И не надо, подруги, никакой идеализации…
Такси было расхлябанное,
Карбид вонючий:
Векрнулся усталый, но не раскаянный;
Залюбовался ее ключицей –
Освешение? – Закат за спиной колдовал. Тишина
За стеной промышляла охрипших ступенек…
А необходимо сказать, что она целый день была чрезвычайно нежна:
Подготавливалась экстракция денег.
И подкатывался щитовидный вопрос,
Конфузом: догадался – не догадался?
Притаился в ней от каблука до плачевно сожженных волос,
До гусиной улыбки, неоценимей семнадцатилетних признаний,
Что, что?.. Король собирался на подвиги –
Снарядился он на беду:
В поход трубили о вторнике
В среду объявился в плену.

На щуплой бумажной ленте спешили слова от Мальты, Оттавы, Посьета,
Уржумки, Дублина, Стокгольма, Тимбукту, Уайна, Сингапура.
Повторились правильно, только, сразу, предел 2 сантиметра –
Два города стали: это солнце весны расцвело во Владивостоке
И разорвался закат, ионизуя осенний прилив Сен Луи Патози.

На улице муниципальная машина
Вертится и размешивает грязь –
Свет не разведет своего клина:
Солнечный свет не газ.
Ну! Как эта канава раскапывалась –
Не упоминаем мы –
Где то многоэтажными шляпами
Direction Etoile-Italie 8 .
На улице проблески обыкновенного бензина
Муниципальный велосипедист;
Машина всяческого значения и смысла,
Вертится день между крыш.
Размешивает, но не рассмешит
Необутые ветки лип
Необузданный ветер липкий:
Неопознанная вещей лепкой
Статуя просто грязь.
Нами же создан свет.
Не нам только мост разведет
Лай своего пролета.
Что убедительней рычага и клина?
Что смелей, чем стремительный солнечный кран?
Свет! Свет! Свет! – бесконечно делимый –
Не газ, не фонтан,
А вот эта вот, необгоняемая улица
За огнем фонари и ацетилен
Окно, пол, лимонный соус, курица –
Маклореновский ряд дилемм.

Сколько бы я не крестил зулусов,
На пари – они меня съедят
В утверждение трансцендентальных вкусов
Той страны, где зреет кокотаж.
Право! – Отслужившего билета
Легче, отвалился день
Не подставили ему корзины,
Полируя регулярный стаж.
Прочерчиваюсь без перспективы.
Даже свистать – загадится
Корней угольного отложения –
Оттого – стыжусь, забыв ея заглавьице,
Не могу еще простить – оглавления
И немногочисленных листов икры.
Напрасны усилья белой печати:
Далек зеленоптичий край,
Не переставая громоздили дни,
Выкормленных, выпоенных считая
По неокаемляемому говоруну, свет, мигни.
Ты погас, мокрый звон
Не окликай меня
В этом неперпендикулярном воздухе
Где, обеззолотя тополя ЭКЛИПСЪ –
Зияющий подсолнух ветра,
Заглядываю на него мельком,
Да не надо и ответа мне –
За трамвайными тэтами
Расплетаются возможности всех цветов –
Электричество погушено,
Тучи густы
И еще не зажигали газ.

Милые мои друзья! – Облака, облака в улице:
Мало ли дразнить обломками состояний?
Обмылкамти поезда (кто его видел?) обдало.
Молимся радостью ропота в дали, дали, дали…

Отваля волненье разъезжее.
Радость разбежится еще кромешнее –
Волноломы ли у нас не мощные?
Устоять!
   Или он опять завертится,
Уравнитель, стачивающий свой эксцентрицитет
И, не уберегаясь от мерзости
Обезоруживающих цитат,
Подкошусь в ореол лазоревый –
Широкоувеличивающий окуляр
В метаэротическом лепрозории
Безапелляционных карт?
Наплевать!
   Мы давно повенчаны.
Я и этот распыляющий распев гудков
В затухании беспыльно ветренном
Просыхающих прощай – платков.

Не превозмозгла свое сиянье,
Дня полуотцвеченный разлив
Все еще ежеминутным садом
Завивая вялый перегиб.
Вот оно и все – Но только
Сколько, сколько звонкого просыпалось
Град ли? Велосипедные шарики? Вряд ли все-таки смех;
Но переключенье вспыхнуло
Безоглядным, неприятной, предотлетных стай
Раскатистою выходкой –
В опрокинутом стакане,
В белизне перил,
В окончательном расколе
Обещанья. Прям
Был еще последний вызов
И не отведен заход:
Свейся ея ветрило –
Турбина, эссенция, Нот.
Кто меня «любит не любит»,
Кого разлюбил – равно
Замерзнут и ресницы и слюни
На М (m – n + 2) оборот!
Смейтесь же над неудачей,
Сморкаясь по мере сил:
Только тогда заплатим
За перерыв пути
Если… « Берегитесь молодого»
«А старик Ваш никого не устрашит»
«Ожидайте, но не дольше года»
Уноси Ты, мое горе, уноси.

Я хочу задремать на том,
Что заклепано высотою
Покрываемые и дол и дом.
Отбуксовывают холостою,
Что до слабых вершин Монсо
Котелков распустили четки,
Что ловлю на лету серсо
Радиотелеграфной трещетки,
Что, холодный обведя валер
Обозначающий помост
Я на тебя накину флер –
Чужих и собственная подлость.
Неотменимый поворот
Извечно тянущая хорда –
Вот он, параллелизма и проблеск:
Изоляторы в звании непреходящих ioт,
Напрасная гордость!
Порхая крыльями рваного зонтика
Осень капелью осмеет
Периодический, лампа за лампой
На зеркальных асфальтах
Лакированный хоровод,
А зима в карнавальной заутрени,
Голубея в глубину, голубей
Благословя на Верленовой лысине,
Разведет метель конфетти.
И зашелестит бумажной радугой
На амвон, где застыли парные
Рубины туманов,
Где прессуется ожидание
Среди фарфоровых труб и слов,
Где сервируют научно препарированный поезд
На операционный стол,
Юркнула крыса в граммофонный рупор.
Звезды подземные.
Молчание караульных шагов.
Задумчивая грубость.
Но ведь это, все же, не та
Окончательная бесполезность –
Сна расклепанная высота
Иль‑де Франсовая окрестность.