Иван Аксенов - Том 2. Теория, критика, поэзия, проза
- Название:Том 2. Теория, критика, поэзия, проза
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:RA
- Год:2008
- Город:Москва
- ISBN:5-902801-04-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Иван Аксенов - Том 2. Теория, критика, поэзия, проза краткое содержание
Том 2. Теория, критика, поэзия, проза - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
С чрезмерно-пылкого корсажа полуночи, отскочившую, по дуге, самовозгорающуюся пуговицу
И Тебя, неоглядную, взмах твоего рукова по куполу кульминации, вышеупомянутого часа,
Жест, подчинивший Тебе вращение Медведицы и Вополаса –
Выгоревшие предохранители зорь на гниль лесов облокачивающиеся
Да разве заменят они эти кессоны воздуха, гексаедры на трапеции ночи покачивающиеся.
Я сейчас опустил бинокль и вижу все золото на которое способно человечество,
Сколько абонементов, осенним кленом осыпающиеся кинэ, этим обеспечивается.
Сколько раз на платформе Твоей опускали в гадательную (почти написал молитвенную) машину, непахнущий билет преславные и великолепные…
Сколько их у нас полегло-полегло, высоко вынося евхаристические клади.
Это ведь не вы эстетические постройки, сюперфин, которых разъел merulius lacrimans 1 , добродетели паразит
Истинно говорю, не вам войти сквозь оранжевый экравит
Да и пахнут не безмятежностью свеже вывернутые кишки и иные.
Священные брашна 2 .
Радуйся прибежище наше, высь наша, ласкание наше; радуйся столп и утверждение наше, самая высокая на всем Земном шаре, из крестового железа склепанная, радуйся публичная башня.
Да ведь это, собственно-то говоря, еще не известно, кто сопутствует Христу при втором пришествии, а когда был приход первый
Записано единогласно, что любимым обществом Его были портовые моряки, земские стражники и святые стервы
И из каждого креста крестовины Твоей, пригвожденной над асфальтовым морем призм
Освещается достояние Твое – благорастворенная жизнь.
Которая даже выше твоего луча, при вклинении одного, необходимо достаточного условия, жизнь сугубая, о, воздушная мель,
Чтобы она антэной цвела, чтобы ее каждый волосной интервал разбить мог, как вот эту, геть, – по небу за аэроплан раскупоренную шрапнель.
Домна Ойтуза.
Эйфелея VI
Кривые солнечных пятен, магнитных бурь и солнечных дней совпадают.
А. Секки
Если кругом завивается
Метель Круксовых волн
Если «под Дохлым Зайцем»
Отель – утверждения – столп
Охоты, а препровождение
Любимое рвать себе
Сердце и сеять весело
Этакое конфетти на столбе
Решетчатом – решение
Если приветствуете это вы
Похваливая месиво
Для вольной головы:
Сделайте одолжение –
(Сконапель истуар 3 )
Душа наша с умилением
Делает тротуар:
Проела метаморфозы
Консерва крыса-гурман
На новые занозы
Фотосферных ран;
Чтоб летом было жарко
Чтоб полным горлом петь
Чтоб жизненная старка
Науськивала плеть
И что ни взмах – то зарево
Что ни жест – полоса
Флаг бело-сине-красный
Поднебесье ласкать.
Любуйтесь же сограждане
На вольности свои
И да будут дороги каждому
Интересы страны,
И мы у вас отпросимся:
Свободы трезвый тост,
Мы на небо возносимся
Через Кузнецкий мост.
8 апреля 1917 года
Бырлад
Эйфелея VII *
Зачем свой неупругий позвоночник
Я захотел перед Тобой склонить?
Уже залились: «Отыскал источник
Кому, как „футуристу“ не чудить!»
Но если не избегну объясненья,
Не им его намереваюсь дать:
Мне тени, те – кому пустая тень я,
Кто спит и видит парную кровать.
Прийми его: я уверяю, Ты не
Останешься к поэту холодна,
Где зеркалом из яшмы на пустыне
Подвешена промерзлая луна;
Отправлен свет последнего трамвая
Кармин улыбки даже не солжет,
Дневная продается даром вайя 1 ,
Прокисли тени у тупых ворот.
И окрыляется былого заметь,
Пуранами бурана запросить:
Кто это сердце не умел изранить?
Кого оно успело не простить?
Ты, Ты одна. Светопылящей щеткой,
Щетиной неземного серебра,
Порхающим листом своей трещетки,
Уклоном ветробойного ребра –
Все замела, слила. В тебе изжитой
Из глубины взываю: усыновь
Последнюю, что вижу не убитой,
К своим стихам постылую любовь.
Эйфелея VIII
Не в иглу, колдовать на канве,
Крест на крест налагая жесты,
Не оркестра в росной траве
Увядать, как слеза челесты,
Не в порхание мотылька,
Не в преблагословение лилий,
Не в застенчивость василька,
Не в лиловый плач глициний,
Не в ванилевый солнцецвет,
Раз в году одурительный кактус,
Не в огнекудрявость комет
И не в жизнеспасающий артос:
Если мне выбирать, Насон,
Предмет моей метаморфозы
Я не оскоплю твой сон
И мольбой – «обратиться в розы».
Нет. Только в тот ветровой апаш,
Что скользит не глядя спиралью,
Через шестисотметровый третьяж.
Над его теневой скрижалью,
Чьи бесчисленные письмена,
Повторяя кресты Андрея
Сетью закинуты на
Город, что не найти острее,
Как на тот, незадачливый борт
Ловли, в полночь, Генисарета…
И по-прежнему этот жест простерт
Над злобой всякого поэта.
Значит в том числе и моей,
Чтобы ей перервать все препоны
И пучком неучитываемых огней
Вырваться в разлетающиеся ионы;
Далеко и прямым путем,
Вплоть до приисканья Америк,
Петь с лучом и шуметь с дождем
Вольно ото всех истерик,
Да земной завивать наплыв
В голубые прорывы робы
Неба, навсегда перезабыв
Кучевые страстей сугробы.
Эйфелея IX
Ты была первой, кого я увидел.
Только Тебя я не разлюбил.
Кровью ли расклеивается мой пыл,
Магнитного океана житель?
Не о ней шелестите ль,
Под ревом своим, перекошенные решетом сил,
Хрустально звездящие тыл,
Окованный верками литер?
Все прозрачные или непромакаемые зонты вер
Ветру Твоему общелкнутый кливер,
Чтоб вымела, переплетя
Пустоши прозрачной воли моей, как
Несут кричащее дитя
В кокосовый гамак.
Эйфелея X
Пусть я черпнул бортом и иду ко дну, оглушенный ураганной световой пальбой,
Пусть на каждом шагу я выдаю себя головой,
Пусть тупее меня только провозоспособный интеллигентский состав, забитый в тупик, мумией мазанный без меловой пометы о срочности возврата
Вам сутенеры анархии и альфонсы пролетариата.
Пусть в моей местности одно слышно, хныканье, да как зубы на сторону съезжают, да как группируются, перекатываются, кооптируются взаимо заменяемые, что два гроша
Мы честный и благородный «ум» и проституированная «дума».
Что ж, если коромыслом, слоистый, трубочный, из самого сердца дым
Вытянулся железометом, многокрестно перевитым?
Если на меду настоянные и давно отпрессованные страсти
Вырвались вверх броском и притягивают на себя микрокосм, точно он нижний блок в полиспасте
Пока не вывернется из него, как выдергивают из непробудной земли, добросовестно укоренившуюся морковь
Чувство, чище даже чем ненависть и славнейшее без сравнения, чем самая хваленая любовь?
И оно, это самое, не вписывается в гранки общесентиментального кода,
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: