Елена Гуро - Шарманка

Наклоняясь к нему на ухо.

Целый день не раздвигай белой шторы – смотри.

Ее голосом.

А вечером на вокзал, на музыку.

На ухо.

Кто раньше шел истоптанной тропинкой?

«Где ты была? С кем ты жила раньше?»

Поет ее голосом.

«О, проснись же, дорогая.

Я принес тебе мою любовь…»

Гимназист.

Когда я спросил ее: «Где ты была?» – она засмеялась. Скажи мне, дорогая, где ты была?

Огуречник.

Ты еще мальчик.

Гимназист.

Нет, ты моя любовница. Ты вчера еще целовала мои руки.

Огуречник.

Ты же ничего не знаешь о моей жизни, жизнь длинна…

Гимназист.

И она смеялась, пела и не сказала мне ничего. А я бы отдал ей все… Я не прошу тебя вечно, но побудь еще со мной… Это точно из книги… Да где же я прежний? Нет, я никогда не был тонким, сумасшедшим мальчиком, любящим «женщину с прошлым», точно из книги… Что-то потерялось.

Кусает себе руки.

Где я?…

Огуречник.

Почему это не то? – ты слышишь, как море баюкает берег: баю-бай, баю-бай…

Гимназист.

А теперь мне нравятся мои худые руки, я нахожу их трогательными. Дорого настоящее, только настоящее – а тогда ты все взяла. Ты все взяла, так побудь же со мной!..…

У нее бедра выпуклые. Ее милое круглое горло. Это шла тогда она… ведь она довольно тяжелая… и шаги у нее полные… Она позволила мне расстегнуть тугой лиф ее амазонки!

Смеется.

Я вынул из ее волос шпильки, а рядом сидели гости.

Смеется – забывшись.

«Черноглазый, талантливый мой!»

Огуречник.

Ах, посмотри, закат горит сквозь сосны. Тихо, тихо… Уже закат горит сквозь сосны…

Гимназист.

Это она шла к тебе… А может быть, к своему любовнику из Ментона…

Огуречник.

Ведь ты не знаешь ничего, мальчик, у нее прошлое, как темная глубина. Твоя плоская детская жизнь рядом с ней…

Гимназист.

. . . . . . . . . .

Огуречник.

Ах, посмотри, закат горит сквозь сосны. Тише, закат горит сквозь сосны.

Гимназист.

«Вот, берите, ваша шапчонка. Вам напечет голову…»

Плачет. Ее голос за сценой, ликующий.

Ее голос.

О, проснись же, дорогая.

Я принес тебе мою любовь!

Занавес.

Декорация первого действия.

Темная звездная ночь конца лета. Звездокопатель сидит на горе, колупает звезд из синего низкого свода и кладет в мешочек. Огуречник сидит ниже, свесив ноги по косогору.

Звездокопатель.

Укоризненно.

Ну вот, он убился, разве ж это не было все как сон. А между тем, в старой маминой кладовке вечно совещаются таинственные мамины кувшинчики, говорят о большом, темном, земляном шаре… И их безглазые личики – это жизнь, и зеленые ставни – это жизнь.

Внезапно оборачиваясь к огуречнику.

Ты ведь, собственно, все равно, что не существуешь, – ты просто сон, и это мне очень досадно, что ты меня все сбиваешь и сковыриваешь. А вот кувшинчики и любой чурбан были до тебя и будут после тебя, и вереск, и незнакомая девушка у озера.

Обиженно колупает звезды.

Огуречник.

Во все продолжение речи болтает ногами, сидя на косогоре и почти не оглядываясь.

Болван!

Свистит и болтает ногами.

Болван! Ворота были просто куском дерева, а я подхожу и говорю… – Это ты здесь прошел, милый. – Это твои шаги.

Поет.

«Кто целовал твои губки прелестные…» Ах, ты моя родная голубка! И ворота становятся – «мои родные».

Звездокопатель.

Ну, так почему же после тебя остается только пустота, труха? Вот смоляной запах и сосновые чурочки вечны и радостны. Вот они живут теплы, и радостны, и благодатны. Ведь все равно опять приходится приняться за меня же, так всегда. Ведь тебя, пустышка, так нет, что после тебя даже воспоминаний не остается по-настоящему! – А что и остается – наполовину мое.

Огуречник.

Вскакивает.

Ах, как ты мне надоел! Да зато в одном моем слове «хочу» – целый мир.

Говорит ее голосом.

«Ну вот я целым боком своим хочу…»

Кричит

«Хочу!»

Делает резкое движение, от которого Звездокопатель опрокидывается и летит вверх ногами в рассевшуюся землю.

Огуречник.

Одиноко прохаживаясь по авансцене, томно.

Ах, как мне скучно, – как пусто…

С чувством.

Я так часто любил эти искренние, простые скамеечки, эти сосновые чурочки, и когда пахнет дождем, и чтобы дождь брызгал в окна, под шум сосны…

Поет задумчивым голосом.

О, проснись же, дорогая, я принес тебе мою любовь!

Занавес.

[в книге приведены ноты музыки, написанной М. Матюшиным для пьесы]

Обложка и рисунки – работы автора;

3 рисунка на страницах 146, 162, 184 – работы Н. Любавиной.

Музыка к пьесе Арлекин – М. В. Матюшина.

Отпечатано в Феврале 1909 в типографии «Сириус».