Елена Гуро - Шарманка

Потом спальня, громадная, пустая, с громадными трехстворчатыми задумчивыми окнами без штор; и в них просветы неба, и темные пятна подступивших елей. Те-же голые бревенчатые стены, проконопаченные мхом, смола золотыми слезками, громадная умывальная чашка, наскоро установленная на скамье». Чистая постель. Воздух легкий, легкий.

С завтрашнего дня начнется новая жизнь. Все слилось в приятный пестрый бред.

В комнату громадной еловой темнотой глядели окна.

Ну, наконец удалось протискаться; и мы едем, едем, к одинокому воздуху свежих, белых полей… Локомотив поет.

Еще и еще… с платформы врываются с паром… Кругом нас, в шубах медвежьих, румяные праздничные. В вагонном пару море жратвенной радости. От смеха дрожат: – «А ну ка! Сдвинет-ли паровоз?!» – «Если-б вчера, ничего, а сегодня мы тяжелые, праздничные!» «Захватили закуски?» Раздается: «Семга, балык; икра, семга, закуски!..»

. . . . . . . . . .

А в окно зеленые сосны, зеленые, здоровые на холоду, размашистые, разгульные сосны. Затеи: проектируют снежные игры: – «Есть у вас валенки?» – Ну, ничего, заедем ко мне, по дороге на дачу; сипит по хозяйски красный толстяк, – сипит здорово и тучно.

А в лесу наверно здоровые ели скрипят…

Друг друга одобряют глазами, чудятся дружные, старые волки: вместе охотнее угощаться, вместе и выпить… Да здравствует жизнь!

Сосны, зеленые сосны!!.

Остановка; оглушают нас смехом… Уж помчались!.. Вот их санки потянулись вверх по горе, цепью бархатных пятен среди снега.

Это для тебя белые калитки, дорогая оснежены рождественским сахаром; – в тихие, чистые бахромы оцепенелые грезы одетые; слоистые, опушенные…

Чистые белые не оскорбленные снега. С гор видны горы, горы… – Что это? Улыбнулась возможность?… Средь белизны каждый обрубок свежего дерева – золото.

– «Хочешь я тебе здесь построю золотой домик?.. Будущее – безграничная радость; жизнь – Это дорожка и калитка; – ветка сосны… Погляди, а в провалы отлогов тянутся дали лазурные, стеклянно бирюзовые, невозможно лазурные. Далекие порваны бархатом теплым, сосенок ближних отлогов. – Нет! Так красота слишком быстро промчится мимо. Спешились. Шаги в безграничном. Воздух стал кругом и заглядывает в лицо…

А в полях белые кораллы; это молчание вырастило белые кораллы…

. . . . . . . . . .

Издали, издали гудит телеграфная проволока…

Малютки следы на снегу… Кто здесь пробежал? Белка, или птичка?.. Нет, постоим еще это очень важно решить я никак не могу вспомнить, какие следы у белок…

Следы теряются: она здесь вспорхнула! – Да Это наверное была птичка!.. Птичка, с такой веселой, круглой головкой… – И ее бы хотелось погладить, маленькую дорогую теплую жизнь…

И дорога идет парком. Высоко вздымается молчание, безгранично высоко… Это елки… Сердце вырастает высоко-высоко, без конца, и опускается вместе с тишиной глубоко в снежное очарование; растягивается невероятно…

И входит большое молчание: – Ты – и я.

. . . . . . . . . .

Большие лучистые глаза поглотили мир…

Простерлись опушенные ветви-пальцы и оцепенели.

– «Зачем ты бросил в меня снежком?..» «Это тебе показалось; снег упал с ветки! Нет, я не бросал в тебя снежком… Ты кладешь мне на грудь твои руки, милая? Что ты делаешь?..»

Да? да? Так это не ты бросил в меня?.. Слушай, кругом большое молчание. Ты моя одна!.. ты одна…

. . . . . . . . . .

Тише. Подслушивает ледяное небо… Оно смеется вечной, закованной улыбкой… Молчи об этом; под ним надо притаиться, надо быть детьми…

Двое детей жили в занесенном домике; с утра выходили в то-же молчание, в котором к ночи засыпали. Играли со снежной красотой; в оттепели собирали еловые шишки на осевшем снегу.

Играли дни за днями – вечно… Затевая, поглядывая друг на друга с затаившимся смехом.

Наливались сверху потоки снегов, и застывали белыми гроздьями.

И опускались сумерки. Вдвоем стояли под склонившимся небом. Восток бывал из блеска вороненой стали… Оставались пока можно было различить дерево от сугроба и возвращались, бок о бок немые от радости.

И была вечность… Была жизнь. Они называли ее – «завтра» – ты знаешь кто были дети? – «Тише, больше не надо говорить, уже все сказано!..»

Гудит телеграфная проволока! это единственный звук из города. Он гудит версты, – версты. И сугробы наметаются на сугробы… И тянет, и проходит над ледяными полями, проходит, проходит над оцепенелым. Ледяные деревья наклоняются к земле. И над снежными дугами ледяное небо…

. . . . . . . . . .

Тихо… Вдали краем возвращаются рождественские горожане… Тянутся… Слились в стальной глубине. И теперь больше ничего, – ни звука… Кругом безграничное море снега… В молчание упали мгновения; льды промолчали об этом.

Теперь настает великий ледяной час. – Слышишь как остановился воздух?.. Сегодня, завтра, – вечно… Лес и голубая высота… Сверху навесились окаченные снегом вершины… Мы – это сказка.

Это закованное небо улыбается вечности.

Расцвели под окошком пушистые одуванчики. Раскрылся желтый лютик, и стало утро. Блестящие чашечки унизали лужок. Собрали чашечки лютика и еще синие и сделали чайный столик. Из лучей волчок бегал по полу.

Пошли воевать с темной елкой: отвоевать белую кружечку. В это время дома выросли грибы на полках, деревянные, лакированные и с красными шапочками. Увидав это, желтые соломенные стулья заплясали по комнате.

А мы стали гоняться. Хотели поймать желтый солнечный пушок и посадить его на сосновую полку. Гонялись, гонялись и не поймали. Так и пробегали по солнечным окнам до завтрака.

А с сосновой полочки смолка веселыми слезками падала.

Точно маленькая желтая улыбка. Неожиданно, утром на дорожке прилип желтый листик. Над дорожкой точно кто-то белокурый приподнял ресницы.

Погоди, это приближенье. На коричневый мох рассыпались желтые треугольнички. Точно кто-то идет в конце дорожки – но его нет. Сверху льются лазоревые стеклушки и светло-зеленые. Встревожился воздух, стал холодноватый.

Точно кто-то встревоженный и просветленный приподнял ресницы. Точно будет приезд. Приедет сюда дивная страна, далекая, с блаженной жизнью. Ее привезут в коляске с кожаным верхом, и чуть-чуть будут по песку пищать колеса. Точно обеими ногами подпрыгнули от земли и поплыли над землей.

Сверху льются лазоревые стеклушки и зеленое серебро. Лучатся спелые соломинки у ступеней.

Прозвенела стеклянная дверь балкона.

Рамы стекольные и жердочки просветлели. Все это не сегодня – а завтра… Погоди!..