Фёдор Достоевский - Полное собрание сочинений. Том первый. Бедные люди. Повести и рассказы (1846-1847)

Нападки К. С. Аксакова на «Двойника» побудили Белинского в начале 1847 г. к ответному выступлению, в котором он взял Достоевского и его повесть под свою защиту (см.: Белинский, т. X, стр. 98). В то же время в статье «Взгляд на русскую литературу 1846 года» Белинский, подводя итоги полемики вокруг «Двойника», дал свою завершающую оценку повести. Признав, что «Двойник» не имел никакого успеха в публике, Белинский повторил свою прежнюю мысль об основной причине этого неуспеха: «В „Двойннке“ автор обнаружил огромную силу творчества, характер героя принадлежит к числу самых глубоких, смелых и истинных концепций, какими только может похвалиться русская литература, ума и истины в этом произведении бездна, художественного мастерства — тоже; но вместе с этим тут видно страшное неумение владеть и распоряжаться экономически избытком собственных сил. Всё, что в „Бедных людях“ было извинительными для первого опыта недостатками, в „Двойнике“ явилось чудовищными недостатками, и это всё заключается в одном: в неумении слишком богатого силами таланта определять разумную меру и границы художественному развитию задуманной им идеи». В связи с этим Белинский выражал уверенность, что, если бы автор «укоротил своего „Двойника“ по крайней мере целою третью, не жалея выкидывать хорошего, успех его был бы другой». Как на другой «существенный» недостаток повести Белинский теперь указал на ее «фантастический колорит». «Фантастическое в наше время может иметь место только в домах умалишенных, а не в литературе, и находиться в заведовании врачей, а не поэтов», — писал он; поэтому повесть Достоевского, высоко оцененная отдельными «дилетантами искусства», не случайно осталась чужда интересам широкой публики (см.: Белинский, т. X, стр. 40–41). Резкость последних замечаний была усугублена впечатлением Белинского от «Господина Прохарчина», вызвавшего его глубокое разочарование и заставившего искать корни творческих неудач Достоевского после «Двойника» в самой этой повести (см. ниже, стр. 504).

Одновременно со статьей Белинского в январе 1847 г. появилась и статья В. Н. Майкова «Нечто о русской литературе в 1846 году», содержащая наиболее глубокую, после отзывов Белинского, интерпретацию «Двойника» в критике 1840-х годов. Исходя из близких Достоевскому идей утопического социализма, Майков дал исключительно высокую оценку социальной и нравственно-психологической проблематики «Двойника». «„Двойник“, — писал он, — развертывает перед вами анатомию души, гибнущей от сознания разрозненности частных интересов в благоустроенном обществе». Этой «разрозненностью интересов» в современном обществе вызваны, по мнению критика, трагический страх перед ним Голядкина, владеющее им чувство своей социальной незащищенности, его робкая готовность «обрезывать свои претензии на личность», постоянная боязнь врагов, «подкапывающихся» под его интересы. В этом — широкая психологическая общезначимость повести, заставляющей читателя с болью ощутить в себе нечто «голядкинское». Столь же сочувственно Майков оценил психологическое искусство повести: «В „Двойнике“ манера г. Достоевского и любовь его к психологическому анализу выразились во всей полноте и оригинальности. В этом произведении он так глубоко проник в человеческую душу, так бестрепетно и страстно вгляделся в сокровенную машинацию человеческих чувств, мыслей и дел, что впечатление, производимое чтением „Двойника“, можно сравнить только с впечатлением любознательного человека, проникающего в химический состав материи» (см.: < В. Майков>. Нечто о русской литературе в 1846 году. ОЗ, 1847, № 1, отд. V, стр. 4–5; об оценка «Двойника» критикой 1840-х годов, кроме литературы, указанной на стр. 478, см. также: Евнин, стр. 6–9, 20–21).

Повести Достоевского, написанные после «Двойника», уже не привлекали столь пристального внимания критики и не вызывали такой острой полемики, как «Бедные люди» и «Двойник». В связи с этим и толки о «Двойнике» в критике к 1847 г. утихли. [39] В 1850 г. появилась повесть Н. Чернова (Н. Д. Ахшарумова) «Двойник», написанная под влиянием Достоевского, который обратил на нее внимание в письме к брату от 22 февраля 1854 г. Лишь появление произведений Достоевского 1859–1861 гг. и выход первого издания его сочинений вновь пробудили интерес критики к его раннему творчеству. Отражением его явилась статья Добролюбова «Забитые люди» (1861). Несмотря на то что «Двойник» не вошел в издание Основского, Добролюбов отвел этой повести значительное место в ряду разбираемых им произведений писателя, посвященных изображению «забитых личностей» и проникнутых гуманной «болью о человеке». Признав сумасшествие Голядкина формой «мрачнейшего протеста» человека-«ветошки» против унижающей и обезличивающей его действительности, Добролюбов впервые определил как центральную для повести тему «раздвоения слабого, бесхарактерного и необразованного человека между робкою прямотою действий и платоническим стремлением к интриге, раздвоения, под тяжестью которого сокрушается наконец рассудок бедняка». В связи с этим Добролюбов подчеркнул, что Голядкин-младший — лишь психологическая проекция тех робких и нерешительных мечтаний об «интриганстве», которые рождаются в голове героя под влиянием успеха окружающих его реальных интриганов: «…отчасти практическая робость, отчасти остаток где-то в далеких складках скрытого нравственного чувства препятствуют ему принять все придуманные им пронырства и гадости на себя, — писал Добролюбов, — и его фантазия создает ему „двойника“». Указывая на «недостаточно искусное» развитие этой темы в повести как на ее недостаток, Добролюбов писал: «При хорошей обработке из г. Голядкина могло бы выйти не исключительное, странное существо, а тип, многие черты которого нашлись бы во многих из нас» (см.: Добролюбов, т. VII, стр. 256–260).

Позднейшая критика при жизни писателя к «Двойнику» не обращалась. С 1880-х годов начинается историко-литературное осмысление этой повести, а также появляются первые анализы «Двойника» со специальной, психиатрической точки зрения ( Чиж ). Позднее, в эпоху символизма, а за рубежом в 1920–1950-х годах усиливается интерес к философской проблематике «Двойника». Но при этом повесть дает повод к многочисленным произвольным философско-идеалистическим, в том числе экзистенциалистским и фрейдистским, интерпретациям. Обзор их см. в кн.: N. Rеber. Studien zum Motiv des Doppelgängers bei Dostojevskij und E. T. A. Hoffmann. Gießen, 1964, S. 18–34. Этим истолкованиям противостоит анализ «Двойника» в трудах советских исследователей (начиная с В. В. Виноградова, 1922).

Стр. 109. …в Шестилавочной улице… — Шестилавочная улица (или Средний проспект) находилась в Литейной части Петербурга; ей соответствует нынешняя ул. Маяковского.