Людмила Шаховская - Жребий брошен

– Я помню благодеяния Цезаря; он освободил нас от дани, выплачиваемой адуатукам, освободил от плена в оковах моего сына и племянника. Я напал на римский лагерь по требованию народа. Моя власть такова, что не я народом, а народ повелевает мной. В Галлии начинается всеобщее восстание; если бы этого не было – мы не решились бы одни бороться с римлянами, но нам нельзя отказаться от единодушного всеобщего восстания за свободу отечества.

Помня благодеяния Цезаря, я вызвал вас сюда. Умоляйте Титурия принять меры к спасению вверенного ему войска. Уже назначен день одновременного нападения на все зимние квартиры, чтобы римляне не успели подать помощь друг другу. Нанятые германцы уже перешли Рейн и через два дня будут здесь. Скажите вашим легатам, что для них лучше всего поскорее вывести войско с зимних квартир и спешить на соединение с Цицероном или Лабиеном, которые стоят в пятидесяти милях [66] Тридцать три версты с небольшим, принимая меру шага за один аршин. Римская миля равнялась тысяче мужских шагов. отсюда.

Я клянусь свободно пропустить вас, а пред нашими старейшинами оправдаюсь изгнанием римлян с зимних квартир. Таким образом, вы будете спасены, и Цезарь увидит, как я умею ценить его благодеяния.

Коварный старый вергобрет был очень опытным человеком. Если бы галлы соединились под его властью, то сомнительно, удержались ли бы римляне в их дикой стране, несмотря на гениальность Цезаря. Амбриорикс отлично знал характер легатов, поселенных у него; потому все и вышло по его плану, как нельзя более удачно.

Когда Арпиней и Юний передали слова Амбриорикса, легаты заспорили хуже прежнего. Титурий, давно знакомый с вергобретом эбуронов, много раз пивший и игравший с ним на досуге, принял его совет с радостью, но Аврункулей возразил, что без позволения Цезаря нельзя покидать определенную войску местность. Германцев можно отразить, а голода не предвидится.

– Куда торопиться, легат Титурий! – вскричал он с жаром. – Отсидимся здесь: окопы надежны, пищи много; пусть являются эти незваные гости! Кто-нибудь из ближайших легатов или сам Цезарь узнает о нашей осаде и выручит. Что может быть глупее и позорнее, чем руководствоваться советом врага!

– Припомнишь ты этот совет, Аврункулей, да уж будет поздно! – заспорил Титурий. – Спасение будет невозможно, когда германцы соединятся с галлами здесь или нападут на наших ближайших товарищей. Раздумывать некогда, легат! На Цезаря ты не надейся, – он уж, верно, уехал в Италию. Если бы он был здесь, то, поверь, никто в Галлии не шевельнулся бы против нас.

Амбриорикс наш враг, но все, сказанное им, справедливо: Рейн близко, а германцы раздражены нашими победами над Ариовистом. Вся Галлия негодует на нас за казнь Думнорикса, а также покорение бельгов и бриттов.

Что ты видишь опасного в совете Амбриорикса? Если нет опасности, мы без труда достигнем квартир соседнего легиона; если же вся Галлия идет на нас, то и тогда ничего не остается, кроме отступления.

А ты чем поручишься мне за будущее? Теперь нет голода, но разве он не настанет после долгой осады?

Долго спорили старики; наконец Титурий, вне себя от раздражения, закричал:

– Пусть будет по-твоему, легат Аврункулей! Все знают, что я смерти не боюсь… Пусть воины рассудят нас и, в случае несчастия, требуют отчета от тебя! Они, если бы не твое упрямство, послезавтра [67] Эти слова Титурия как нельзя лучше характеризуют состояние путей сообщения в тогдашней Галлии. Требовался трехдневный переход для преодоления тридцати-сорока верст расстояния форсированным маршем вследствие лесов и болот, покрывающих всю страну. соединились бы с товарищами, чтобы вместе сражаться, не подвергаясь опасности, которую несет нахождение вдали, грозящее гибелью от меча или голода.

Гневный старик, топнув ногой, хотел удалиться. Сотники и декурионы окружили обоих легатов, умоляя помириться.

Спор шел до самой полуночи; наконец Аврункулей сдался, уступая мольбам присутствующих, подал руку своему противнику и сказал:

– Ладно, Титурий Сабин, будь по-твоему! Я согласен.

Солдаты не спали всю ночь, собираясь в поход; усталые и дремлющие, они вышли утром из лагеря и побрели вразброд, кто как хотел, сопровождая огромный обоз.

Амбриорикс ожидал в засаде среди леса и внезапно преградил путь сзади и спереди в местности, совершенно неудобной для боя.

Титурий хотел строить когорты в порядок, но, смутившись от неожиданного коварства, только метался во все стороны, робко и нерешительно бормоча что-то, никому непонятное.

Аврункулей, предугадавший катастрофу, твердо принялся ободрять воинов и словами, и примером, бросившись без смущения на врагов. Чтобы отвлечь внимание дикарей от армии, он велел покинуть обоз, но это повело только к худшему беспорядку. В войске было много разбогатевших бедняков; жалея добычу больше жизни, они стали рыться в мешках, чтобы спасти самое дорогое, и не повиновались, а нагружали свои плечи багажом. Около телег произошла давка и драка.

Эбуроны, между тем, то нападали с разных сторон, то прятались в лесу, лишая усталых римлян отдыха. Тучи стрел и камней летели откуда-то из незримых рук, с дубов и утесов, нанося смертельные раны.

Тут упал сотник Балвентий, пронзенный дротиком; там сотник Луканий получил стрелу в сердце, заслонив собой сына; а вот и легат Аврункулей ранен в лицо камнем. Пораженный ужасом Титурий, виновник несчастья, клял самого себя за доверчивость к вероломному дикарю; невдалеке от него раздался хохот; из-за дерева высунулась седая голова с насмешливыми гримасами – и исчезла.

Титурий узнал Амбриорикса, следившего за ним.

– Помпей! – обратился струсивший легат к войсковому переводчику. – Ты хорошо говоришь по-галльски, выручи меня! Ступай скорее вон туда… там Амбриорикс… я его видел… умоляй его от моего имени пощадить нас!

Переводчик пошел и скоро вернулся с ответом:

– Амбриорикс надеется упросить свое племя пощадить римлян, если Титурий лично пожалует к нему для переговоров.

Титурий отправился в лесную чащу и не вернулся…

Эбуроны испустили радостный вой, видя, что раненый Аврункулей не может командовать, и дружным натиском окончательно смешали ряды римлян.

Войско погибло из-за распри двух упрямых стариков-спорщиков, сводимых вместе капризом Цезаря – капризом, как нельзя яснее доказывающим, что и гений – человек, не чуждый человеческих недостатков. Лишь несколько человек успели спастись среди этой ужасной резни; они пробрались по лесу до квартиры Лабиена и сообщили ему подробно о катастрофе.

После гибели двух легатов несколько соседних племен присоединились к полчищам Амбриорикса; они устремились на Квинта Цицерона, квартировавшего в области нервиев, послали к нему послов с предложением удалиться, как к Титурию, с обещанием свободного пропуска, но эта хитрость не удалась. Тогда дикари начали правильную осаду лагеря, заставляя бывших у них в плену римлян учить их устройству и употреблению машин.