Семен Фруг - Забытые тексты, забытые имена. Выпуск 1

То был ли шёпот волн, то грёза ли была?
Я помню – всё во мне мгновенно
встрепенулось,
И звуки, стройные, как мерный шум крыла
Орлицы молодой, – души моей коснулись…
Родимый уголок мне тихо говорил:
«Прощай, дитя моё!.. Я много, много сил
Вскормил в твоей груди… Иди без сожаленья,
Куда влекут тебя заветные стремленья, —
Бойцом свободы и добра;
Живи, борись, люби!.. Когда ж придёт пора
И ты, измученный тяжёлою борьбою,
Поникнешь бедною, усталой головою, —
Тогда вернись ко мне…» О родина моя,
Прими меня, прими дитя своё больное!

Ты много сил дала, – по капле, как змея,
Их высосала скорбь и горе роковое.
Я за себя страдал, боролся за себя —
И устоял в борьбе, страдая и любя,
Но горе, новое, неведомое горе,
Безбрежное, как мир, бездонное, как море,
Из тысяч стонущих грудей
Проникло в грудь мою; в больной душе моей
Безумный, страшный крик
отчаянья раздался, —
И заглушить его напрасно я старался…

Но я вернулся к вам, родимые поля,
И божья благодать живительной волною
Струится в грудь мою… Полна душа моя
Той тихой радостью, той светлой тишиною,
Что веют в сумраке душистых вечеров
Со скатов и низин днепровских берегов…
Шуми, шуми же, Днепр,
прохладой вод зеркальных
Обвей больную грудь и бурю дум печальных
В уме тоскливом утиши!
Зажгись, заря, во мгле измученной души, —
И пусть я встану вновь, на бой
врагов скликая,
Страдая и любя, молясь и проклиная!..

Уноси мою душу в ту синюю даль,
Где степь золотая легла на просторе —
Широка, как моя роковая печаль,
Как мое безысходное горе.

Разбужу я былые надежды мои,
И тёплую веру, и светлые грёзы —
И широкой волной по раздольной степи
Разолью я горючие слёзы.

И по звонким струнам я ударю звучней,
И хлынут потоком забытые звуки;
Разом выльет душа все созревшие в ней
Бесконечные, тяжкие муки…

Уноси мою душу в ту чудную даль,
Где степь золотая лежит на просторе —
Широка, как моя роковая печаль,
Как моё безысходное горе!..

Торжественней звучит жрецов унылый хор;
Стихает баядер неистовая пляска;
Усталым пламенем горит их дикий взор,
И гаснет на щеках горячечная краска.

Уж каплет медленней душистая смола
Из вазы бронзовой на уголь раскалённый,
И тихо крадется таинственная мгла
По нишам и углам божницы золочёной…

А в нишах по стенам сидит недвижный ряд
Гранитных идолов. Их каменные очи
Сквозь сумрак на меня загадочно глядят.
Мне жутко в этой мгле, мне
душно, – но нет мочи

Уйти от взора их: какой-то тайный страх
Уста мои сковал. Без мысли и без слова
Гляжу на лица их, померкшие сурово, —
Гляжу, и мнится мне – на мёртвых их устах

Улыбка жалости и едкого презренья
Зазыблилась слегка, застыла без движенья,
И шёпот медленный, как мерный шум дождя
В безветрии ночном, души моей коснулся:
«…Безумный человек, безумное дитя!..
От этих стен, как цепь, далёко протянулся

Столетий ряд: звено последнее лежит
На паперти того сияющего храма,
Где ярким пламенем иной алтарь горит,
Клубятся облака иного фимиама;

И бог иной царит в могучем храме том, —
Не идол каменный, объятый мёртвым сном,
Без власти и без сил, без ласки,
без ответа, —
Но вечный и живой, взирающий кругом
С улыбкой благостной участья и привета,
Бог мира и любви, бог истины и света.

Не правда ль, перед ним и жалок, и смешон
Весь этот ветхий мир, весь блеск, и шум, и звон,
И наши алтари, и гимны, и куренья?..
Но там, у вас, скажи, умолк ли плач и стон?
Рассеян ли кошмар бессилья и сомненья?

О, да! Кому ж грустить, кому же
плакать там,
Где всё, что истинно, правдиво и прекрасно,
Так близко разуму, так дорого сердцам,
А взорам так светло, отчетливо и ясно?

О, там – не правда ли? – и
радости светлей,
И нет там ни тоски, ни гнева, ни печали?
Скажи, – ведь люди там давно уже познали,
Чем сделать жизнь свою и шире, и полней?

Какие ж там должны поля цвести! Какие
Долины зеленеть, сады благоухать
И песни звонкие, свободные, живые
В тех рощах и полях рождаться и звучать!

Скажи… Но что с тобой? Зачем в тоске бесплодной
Ты голову склонил, вздыхая и грустя?
Ты стонешь… Где? Пред кем? Ты,
гордый и свободный,
Ты слёзы льёшь… На что? На
камень наш холодный?..
О, бедный человек! О, бедное дитя!..»

В степи привольной без дороги
Брожу один порой ночной.
Вдали днепровские пороги,
Полны неведомой тревоги,
Грохочут громкою волной.

Унылый явор чутко дремлет;
Курганов сумрачную цепь
Глубокий, мирный сон объемлет,
И шуму волн днепровских внемлет
Кругом темнеющая степь.
Но чу! над старою могилой
Мелькнула искра в мгле ночной…
В кустах пронёсся шум унылый…
Певца Украйны образ милый
Проходит тихо предо мной:

Глубокий, скорбный взор, мерцая,
Скользит задумчиво по мне;
Струна бандуры, замирая,
Как на заре струя речная,
Дрожит и стонет в тишине.

Звенит струна, дрожит, рыдает,
И звонкий, острый, жгучий стих
Из волн созвучий выплывает
И знойным блеском наполняет
Холодный сумрак дум моих.

Звучит бандура… В мраке тонет
Курганов сумрачная цепь;
К могилам вербы ветки клонят,
И – мнится – тихо, тихо стонет
Кругом темнеющая степь…

Посмотри, в лазури ясной,
Шумной радости полны,
Снова стаей суетливой
Реют вестники весны.

Суетливой стаей вьются,
И щебечут, и шумят.
Снег последний быстро тает.
Громы первые гремят.

Чьи-то звуки; чьи-то песни
Льются с радужных высот.
Чей-то голос, нежный, милый,
В даль звенящую зовёт…

Слушай, слушай!.. Эти звуки
С нив, долин, лесов и гор…
Ах, уйти, уйти бы в поле,
В степь, на волю, на простор!

Сны последние развеять,
Цепь последнюю порвать…
Крикнуть, свистнуть, грянуть песней,
Засмеяться… зарыдать!..

Не там, где небеса палящим пышут зноем,
Исполнены немой, безжизненной тоски;
Где красной пеленой, объятые покоем,
Безбрежно стелются горячие пески;
Не там, где караван, томимый
жаждой жгучей,
Уныло тянется по россыпи горючей,
И смуглый сын степей, угрюмый бедуин,
Пытливый, чуткий слух напрасно напрягает
И, каждый звук ловя, с тоскою озирает
Безжизненную ширь сверкающих равнин, —
Не там, но в тихий час под бледною зарёю,
В прохладной, сочной мгле
пестреющих долин,
Под небом севера, мне грезится порою
Воздушный сонм теней и
призрачных картин…
Прощайте все, с кем пил я чашу круговую
За славу шумную, венки и алтари:
От грёз моих былых иду я в даль немую,
Иных ищу цветов, я жду иной зари…
Иная грезится мне Слава – там, за далью
Неведомых равнин… Не пламенем и сталью,
Не силой куплена, жестокой и слепой;
В скрижалях мудреца, в созвучиях поэта
Великой вестницей добра, свободы, света
Является она пред чуткою толпой.
Венок её сплетен не из цветов могильных,
Не над обломками возносится она,
Есть слуги у неё, но нет рабов бессильных,
Молитва есть без слёз, веселье без вина…
Не шумен пир её, но вольная дорога
Ведёт к её столу. Не спрашивают там:
Где родина твоя? В какого веришь бога?
Кому служил твой меч, курился фимиам?..
Придите все, кто жил, со злом и
тьмою споря,
Кто, к истине стремя все помыслы свои,
Хоть каплю счастья влил в поток
людского горя,
Хоть малое свершил для правды и любви!..