Семен Фруг - Забытые тексты, забытые имена. Выпуск 1

Я был один в своей убогой, мрачной комнате, один в тот вечер, когда люди обыкновенно ищут общения между собою, чтобы с бокалом в руке встретить момент наступления так называемого Нового года, то есть одного из тех бесчисленных годов-пузырей, которые Сатурн выдувает из пены моря Вечности, – этих блестящих мыльных пузырей, которые лопаются и исчезают едва ли не в самый момент своего появления…

– Который час? – подумал я.

– «Который век?» – отдалось неожиданно в моей душе, – ия увидел пред собою его – этого мрачного героя древней легенды: изможденного, истерзанного и все еще живого, и все же бессмертного – Агасфера…

Жить – годы, века, тысячелетия… Жить, переживая все муки, придуманые и вновь придумываемые людьми для людей; жить, оплакивая и хороня последнюю мечту, последнюю надежду, чтобы, возвратившись с кладбища, начать питать кровью своей, потом и слезами своими, новую грёзу, новую мечту, новую – увы! – несбыточную надежду… Ты спрашиваешь: который час? – Который век? – скажи мне… скажи! Я вижу на твоём столе изображение Сатурна, опирающегося на скалу, в которую вделан механизм, показывающий часы, минуты и секунды… Секунды, минуты, часы! Да я давно и годы перестал считать, перестал считать столетия. В последний раз я слышал звон косы Сатурна в тот год, когда корабль Санта Мария бросил якорь у берегов Нового Света, а десятки кораблей у берегов Испании спешили поднять паруса, чтобы увезти в изгнание целый народ. С тех пор я перестал узнавать время по часам и календарям. Который час, – который год, – который век, – не всё ли равно?… О, взгляни на меня: разве тот я, каким меня рисовала эта наивная старая легенда? Нет, нет!

Не всё ли это равно для меня, Вечного скитальца, для которого все, придуманные досущими людьми, деления времени и пространства слились в одном мрачном, угрюмом образе этого бога Времени со взором жёстким и холодным, как тот металл, из которого отлито его изображение? Если терзающая меня теперь жажда жизни и свободы так же бесплодна и бесцельна, как и снедавшая меня некогда жажда смерти; если и ВЕКА ничего почти не изменили в моей горькой и постыдной доле, то какое значение для меня может иметь какой-нибудь ГОД?

Я был один в своей убогой, мрачной комнате.

Я сидел за столом перед молчаливым и неподвижным изображением Сатурна… Я глядел на суровые черты этого бога, и мне казалось, что он своим неподвижным, холодным взором проникал в глубину моей омрачённой души… Как угрюмо морщился его высокий лоб, как сурово насупливались седые брови над холодными глазами. Эти мёртвые глаза с выемками вместо зениц будто ещё глубже уходили в свои металлические орбиты, а эти сухие и холодные бронзовые губы, казалось, шептали:

– Ты ждёшь, – говорили эти мёртвые уста, – наступления нового года – новой ничтожнейшей частицы бесконечного, того бесконечного,

Так шептал Сатурн, стоя недвижно и и бесстрастно облокотившись на старый часовой механизм, с его методическим и бесстрастным тик-так, напоминавшим медленное падение водяных капель – падение секунд и минут в бездонное море Вечности…