Фёдор Сологуб - Повести и рассказы

Фунтиков опять расцвел.

– А в таком случае я добьюсь вашей руки, хоть бы сто кощеев бессмертных стерегли вас.

– Послушайте, ваша настоящая фамилия ведь не Полтавский? – робко спросила Ниночка.

Фунтиков слетел с облаков на землю.

– Нет, – сконфуженно сказал он.

– А как же? – спросила Ниночка, ласково улыбаясь ему.

– Фунтиков, – пролепетал он, как напроказничавший школьник.

– Ну это еще не большая беда, – снисходительно заметила Ниночка. – Я буду госпожа Фунтикова!

И она закусила свои румяные губки, но через минуту не выдержала и засмеялась.

– Забавно, – сказала она, – госпожа Балагурова лучше.

Фунтиков взъерошил волосы и сделал отчаянное лицо.

– Что ж, – уныло сказал он, – мне один конец…

– Нет уж, пожалуйста, – опять перебила Ниночка, – нельзя ли без камня. Пусть уж я лучше буду Фунтиковой.

Полтавский опять пришел в восторг.

– Позвольте вам сказать, – пылко заговорил он, – что я хоть и Фунтиков, а только что любовь моя к вам на очень много пудов тянет. А тоже и Балагурова фамилия на скоморошью стать смахивает.

Ниночка засмеялась.

Кадриль кончилась, но Ниночка и актер продолжали оживленно разговаривать.

Иглин подошел к Балагурову и сказал ему с своею ленивой усмешкой:

– Мне кажется, что наша юная именинница находит Полтавского пленительным.

– Ну это, брат, дудки, – самоуверенно ответил Балагуров.

– Однако посмотри, как они оживленно беседуют, – продолжал Иглин, слегка поводя в ту сторону, где сидела влюбленная парочка своим тяжелым пенсне в золотой оправе.

– А вот я его сейчас спугну, – злобно проворчал Балагуров.

Он подошел к Полтавскому, бесцеремонно хлопнул его по плечу и сказал:

– Ну что тут лясы точить, пойдем, брат, лучше выпьем.

Полтавский принял вид из «Ревизора» и сказал беззаботно, как Хлестаков:

– Пойдем, душа моя, выпьем.

– Уж вы извините, Антонина Филипповна, – обратился Балагуров к молодой имениннице со своею обычной самоуверенно-покровительственной манерой, – я вижу, что он вам надоел хуже горькой редьки.

Полтавский галантно раскланялся с Ниночкой и пошел за Балагуровым.

Ниночка задумчиво посмотрела им в след. «Полтавский красивее, – думала она, – но какая у него фамилия! Балагурова – это гораздо приличнее, но зато он сам противный. Как он смеет так самоуверенно обращаться!»

В столовой Балагуров и актер молча выпили по рюмке рябиновой и молча закусили.

– Повторим, что ли, – угрюмо сказал Балагуров, злобно посматривая на розоватый галстучек актера, повязанный небрежно и сидевший немного вбок.

– Повторим, душа моя, куда ни шла, – беспечно откликнулся Полтавский, потянулся за бутылкой и запел довольно приятным тенорком:

– Что, брат, не собрался ли жениться, – спросил его Балагуров.

– Справедливое наблюдение изволили сделать, сеньор; публика мало поощряет сценические таланты, и для избежания карманной чахотки женитьба – отличное средство.

– Гм! А где невеста?

– Невесту найдем, почтеннейший сеньор; этим добром Бог всякого накажет.

– Что ж, присмотрели купеческую дочку? – допрашивал Балагуров, все больше и больше свирепея.

– Зачем же непременно купеческую? – ответил вопросом Полтавский с беззаботным и даже легкомысленным видом.

– Ну, мещанскую, что ли?

– Зачем же мещанскую? При наших талантах, да при наших усиках мы и настоящую барышню завсегда прельстить можем.

– Ну, брат, гни дерево по себе, – злобно проворчал Балагуров.

Актер сделал лицо приказчика из бытовой комедии:

– Помилуйте, господин, напрасно обижать изволите. Чем мы не взяли: и ростом, и дородством, и обращением галантерейным. Нет уж, сделайте милость, дозвольте иметь надежду.

– По чужой дорожке ходишь, чужую травку топчешь, – гневно и отчетливо проговорил Балагуров, бешенным взором глядя на Полтавского, – смотри, как бы шеи не сломать.

Фунтиков сделал глупое лицо из народной пьесы:

– Ась? – заговорил он. – Это, то есть, к чему же? Невдомек маненечко…

Балагуров пробормотал еще что-то, очень неласковое, отошел от стола и вышел из столовой.

Актер саркастически улыбнулся и покачал головой.

На другой день утром Полтавский явился к Ниночкину отцу, Филиппу Ивановичу Животову. У него был торжественный и смущенный вид. Филипп Иванович принял его в своем кабинете. Через полчаса Полтавский вышел оттуда. Вид у него был тоже смущенный, но нисколько не торжественный. Животов проводил его до передней и постоял с ним молча, пока актер надевал свое пальто.

– Так, значит, последнее слово? – спросил Полтавский срывающимся голосом.

– Последнее, почтительнейший, – отвечал Животов очень спокойно, но и очень уверенно.

Полтавский вышел. Он услышал, как запирали за ним дверь на замок. Тихонько спускался он с лестницы.

Вдруг из боковой дверцы выскочила Ниночка. У нее было встревоженное и озабоченное лицо.

– Ну что, как? – быстро спросила она.

Фунтиков безнадежно махнул рукой.

– Наотрез отказал и ходить не велел, – уныло объявил он.

Ниночкины глазки засверкали.

– Нет, этому не бывать, – сказала она, сжала досадливо маленькие кулачки и вдруг горько заплакала.

– Эх, Ниночка, – сказал Полтавский, – что горевать, нельзя честью, так мы убегом.

– Нет, нет, я упрошу папеньку, – говорила Ниночка, всхлипывая.

Вдруг она быстро прильнула к Полтавскому, обвила его шею белыми тонкими ручками, шепнула:

– Милый, я только тебя люблю.

Потом быстро поцеловала его прямо в губы и скрылась, бросив ему на прощанье маленькую оговорочку:

– Хоть ты и Фунтиков.

За дверцой, куда скрылась Ниночка, услышал он ее серебристый смех сквозь слезы и быстрый топоток убегающих маленьких ножек.

Ниночка пошла в кабинет отца с негодующим видом и с решительными намерениями.

– Зачем ты отказал ему? – запальчиво спросила она.

Отец поднял на нее строгие глаза, и Ниночкина запальчивость мигом растаяла.

– Зачем? – тихонько повторила она, села у дверей на стуле и заплакала.

Она достала из кармана платок и спрятала в него хорошенький, покрасневший носок.

– Затем, что он прохвост, – спокойно отвечал отец, откидываясь на спинку кресла плотным станом, начинавшим жиреть. Его быстрые черные глаза пристально осматривали Ниночку.

– Беден, так уж и бранить его, – ворчливо сказала Ниночка.

– Беден? Не беспокойся, он игрой в карты проживет: играет с пьяными и наверняка обыгрывает.

– Это неправда, неправда, – закричала Ниночка, – на него наклеветали.