Иван Бунин - Стихотворения. Рассказы. Повести

Но я знаю, что когда пройдет ошеломленность и растерянность, когда мы излечимся от хамской распущенности — это должно быть или — мы пропали! — тогда серьезные люди скажут: «Помимо первостепенной художественной ценности своей, «Деревня» Бунина была толчком, который заставил разбитое и расшатанное русское общество серьезно задуматься уже не о мужике, не о народе, а над строгим вопросом — быть или не быть России? Мы еще не думали о России, — как о целом, — это произведение указало нам необходимость мыслить именно обо всей стране, мыслить исторически» (там же, стр. 52–53).

Бунин был согласен с Горьким, что слишком «густа» «Деревня», и жаловался на критику. «То, что читал в Москве, Одессе, — глупо до непристойности. Да, провинциальная печать относится, кажется, живее и лучше, но и она передает содержание порою так, что глаза на лоб лезут» (письмо Бунина Горькому от 20 января 1911 г. — там же, стр. 57). «Прочитали кое-что из того, что писалось о «Деревне»… И хвалы и хулы показались так бездарны и плоски, что хоть плачь», — пишет он Горькому 20 апреля 1911 г., и дальше в этом же письме — о самом его раздражающем: «А то, что некоторые критики зачем-то о моих ботинках (будто бы «лакированных») говорят, о моих поместьях, мигренях и страхах мужицких бунтов, показалось даже и обидно. Мигрени-то у меня, может быть, и будут, но поместья, земли, кучера — навряд. До сих пор, по крайней мере, ничего этого не было — за всю мою жизнь не владел я буквально ничем, кроме чемодана» (там же, стр. 60).

«Большинство критиков совершенно не поняли моей точки зрения, — жаловался Бунин корреспонденту одной из одесских газет. — Меня обвиняли в том, что я будто озлоблен на русский народ, упрекали меня за мое дворянское отношение к народу и т. д. И все это за то, что я смотрю на положение русского народа довольно безрадостно. Но что же делать, если современная русская деревня не дает повода к оптимизму, а, наоборот, ввергает в безнадежный пессимизм…» («И. А. Бунин», стр. 174–175).

Стр. 164. Муромцев Сергей Андреевич (1850–1910) — председатель Первой государственной думы, один из лидеров кадетской партии, сторонник оппозиционно-либерального направления.

Стр. 166. Дурново Петр Николаевич (1844–1915) — с октября 1905 г. министр внутренних дел, жестоко расправлявшийся с участниками революции 1905–1907 гг.

«Витя» — речь идет о Сергее Юльевиче Витте (1849–1915), во время революции 1905 г. главе правительства, сформировавшем реакционный кабинет, в котором главную роль играл П. Н. Дурново.

Стр. 168. А Макаров-то, говорят, жив … — Макаров Степан Осипович (1848–1904) — вице-адмирал, командующий Тихоокеанским флотом; погиб на борту броненосца «Петропавловск», подорвавшегося на японской мине.

Стр. 192. …Дрейфусом на Чертовом острове . — На Чертовом острове близ Гвианы отбывал пожизненную каторгу бывший офицер французского генерального штаба А. Дрейфус, осужденный в 1894 г. по ложному доносу.

Суходол(стр. 216). — Произведение задумано было Буниным как «первая часть большой повести-романа» (т. 9, стр. 536) и находилось «в прямой связи» с повестью «Деревня». «В моем новом произведении «Суходол» рисуется картина жизни следующего (после мужиков и мещан «Деревни») представителя русского народа — дворянства. Книга о русском дворянстве, как это ни странно, далеко не дописана, работа исследования этой среды не вполне закончена. Мы знаем дворян Тургенева, Толстого. По ним нельзя судить о русском дворянстве в массе, так как и Тургенев и Толстой изображают верхний слой, редкие оазисы культуры. Мне думается, что жизнь большинства дворян России была гораздо проще…» — объяснял Бунин свой замысел корреспонденту газеты «Московская весть» в сентябре 1911 года. Задача писателя была «дать художественное изображение развития дворянства в связи с мужиком…» (там же, стр. 536–537).

Факты и характеры, изображенные в «Суходоле», взяты Буниным из семейных рассказов, слышанных еще с детства; за героями повести стоят реальные прототипы — по характеру и судьбе. Так, в тете Тоне выведена тетка Бунина по отцу, Варвара Николаевна, которая «помешалась, когда отказала сделавшему ей предложение офицеру, товарищу по полку дяди Николая… ее лечили и доктора и знахари…» — пишет В. Н. Муромцева-Бунина. Потом «она успокоилась, только стала очень неряшлива, живет в страшной грязи, у нее несколько десятин земли, корова и куры, она держит работника, который обращается с ней очень грубо: раз чуть не убил ее, замахнулся топором…» (так рассказывал о сестре отец И. А. Бунина. — «Жизнь Бунина», стр. 34). В образе Петра Кириллыча запечатлелись черты и судьба деда писателя, Николая Дмитриевича, который так тосковал после ранней смерти жены, «что даже тронулся, впрочем, говорят, что во время Севастопольской кампании… он как-то лег спать после обеда под яблоней, поднялся вихрь, и крупные яблоки посыпались на его голову… После чего он и стал не вполне нормальным» (там же). А в беспечном и обаятельном отце Хрущевых запечатлелись некоторые черты отца Бунина, который будет выведен во весь рост в «Жизни Арсеньева».

«Суходол» вызвал множество критических отзывов, в которых критики всех направлений и масштабов единогласно упрекали писателя в двух грехах: в сгущении ужасов при изображении российской помещичьей и крестьянской жизни и в «барском» отношении к мужику, в отчужденном спокойствии при живописании всех ужасов.

В 1912 году под названием «Суходол» Бунин выпустил сборник рассказов. На эту книгу в «Одесских новостях» был помещен отзыв молодого критика Д. Тальникова, в котором прозвучала объективная и достаточно справедливая по тем временам оценка бунинского творчества.

Тальников писал «о замечательной книге… — книге писателя очень серьезного и очень большого… которого… очень мало знают, мало читают, о котором мало говорят… Я знаю, что он честен как писатель, до последней строчки своей, и вкусам читающей и покупающей публики никогда не старался угождать… Всегда проходят волны, смывающие ее (публики. — А. С.)… сегодняшних недолговечных кумиров, она возвращается к тем, кто долго работал в тиши, скромно, бесшумно, — и вот тогда торжествует справедливость… приходит суд времени, заносит чье-то имя на скрижали… Книга эта — «Суходол» — книга зрелости таланта, пышного праздничного расцвета его, книга большого, настоящего художества, большой творческой силы и мастерства… Он (Бунин. — А. С .), после долгих лет медленных хождений по теневым интимным тропинкам, сразу вышел на солнечный свет большой, великой дороги русской литературы…» Возражая критикам, упрекавшим Бунина в нелюбви к мужику, критик пишет, что Бунин «не дает разрешения той страшной подавляющей типичной правде, которую он видит, чувствует, переживает… именно поэтому, — заканчивает статью критик, — вся правда Буниным сейчас «недосказана, — но досказать ее сейчас должен и может не художник, а социолог» («Одесские новости», 1913, 15 января).