Николай Каразин - На далеких окраинах

— Ну, теперь мы можем и отдохнуть. Мы в самой лощине, у ключей...

— Вода где?.. — спрашивал Батогов.

— Сейчас и воду отыщем; тут она близко — немного только порыть и готово.

Батогов слез с лошади. Он был без обуви, и его босые ноги сразу ощутили холодную сырость влажного песка на дне лощины.

— А знаешь, — сообщил Юсуп, — мы в одну ночь с лишком восемь ташей сделали (около шестидесяти верст). Гоняйся за нами кто хочет! Здесь мы весь день простоим, если что не помешает; а к ночи опять в поход. Ну, давай убирать коней.

Лошадей не расседлывали, только немного ослабили подпруги и вынули удила; ноздри, глаза, даже уши были тщательно протерты концом шерстяного пояса. Юсуп достал из мешка приколы и привязал лошадей, спутав их предварительно поводьями; это, обыкновенно, делается таким образом, что поводья одной лошади перекидываются за седло другой. Затем оба путешественника принялись разрывать песок, пуская в ход ножи, а чаще руки.

Менее чем через полчаса довольно легкой работы песок стал так влажен, что когда его сжимали между ладонями, то грязная вода струйками сбегала между пальцами. Тогда работа была приостановлена; надо было иметь терпение дождаться, пока вода накопится в этой воронкообразной ямке и отстоится настолько, чтобы быть годной к употреблению.

Светлей и светлей становилось небо, и ясно вырезывались кустарники колючки и между ними какие-то угловатые черные камни, разбросанные по гребням скатов лощины. Лощина эта шла извилиной, точно русло когда-то протекавшей реки; рыхлый, влажный темно-красный песок покрывал ее дно и сквозь этот песок, словно щетина, пробивались красноватые стебельки степной осоки (ранга).

Юсуп развязал свой куржум и достал оттуда кунган, мешочек с чаем, целую баранью лопатку, не то вареную, не то пареную, не то просто сырую — по виду разобрать было довольно трудно, и принялся устраивать завтрак.

— Тут если мы и огонь разведем, — говорил он Батогову, — такой маленький, так нас никто не увидит. Набери-ка сухой колючки, вон там по окраинам. Да, смотри, не опейся... Ты немного, сразу-то…

Последнее замечание было произнесено по поводу того обстоятельства, что Батогов, припав на живот у самого края вырытого родника, почти не отрывал рта от его поверхности.

Не более, как через четверть часа маленький кунганчик закипал, поставленный к самому огню, и мирза Юсуп взвешивал у себя на руке отсыпанную из мешочка порцию зеленого бухарского чая.

Батогову сильно хотелось спать, да и сам Юсуп раза два клюнул носом.

Принялись завтракать,

— Теперь вот что, — говорил джигит, навязывая лошадям торбы с ячменем. — Я полезу туда наверх, а ты спи. С того гребня далеко видно, и ежели что замечу... Да ну, ложись же...

И он полез наверх, где, выставив свою голову между двух больших камней, принялся, лежа на брюхе, наблюдать окрестности.

Целый день просидели беглецы в своей лощине, поочередно вылезая на сторожку. Покуда один спал, другой сидел, да поглядывал. С высоты гребня далеко видно было кругом, и всякая опасность могла бы быть замечена вовремя.

Для Юсупа время не тянулось, вероятно, слишком долго; он все находил себе какую-нибудь работу; то у лошадей что-то возится, то во вьюках копается, то оружие сотый раз сальной тряпкой смазывает... Все время он что-то говорил и напевал. Нельзя было разобрать, с кем он разговаривает: с Батоговым ли, с лошадьми ли, так ли просто сам с собой... но ни на одну секунду эта живая, впечатлительная, полудикая натура не могла успокоиться.

Для его русского товарища день казался бесконечным, и он несколько раз говорил:

— Э, да какой дьявол нас увидит? Гнать и гнать поскорее.

А Юсуп на это всякий раз отвечал:

— Лучше один день пропадет задаром, чем наши головы. А уж если попадемся, то навряд отвертимся.

Облачка пыли там и сям носились по горизонту. Затаив дыхание, присматривались беглецы к этим клубам.

— Сайгаки, — говорил Юсуп, — а может быть, куланы.

— Туркмены! — произносил, стиснув зубы, Батогов и припадал к самой земле, плотно-плотно, словно хотел втискаться в нее своим телом.

— А что, не моя правда? — тихо смеялся Юсуп. — Смотри, вон они к барханам подрали — вон, отстал один... А вон еще пара...

— Эх! То есть, кажется, один бы десятерых уложил, если б пришлось схватиться...

При одной мысли о погоне и возможности схватки, Батогов чувствовал, как конвульсивно сжимались мускулы, ногти сжатых в кулаки пальцев впивались в горячие ладони, глаза горели лихорадочным жаром... Силы удваивались.

— Я только одного боюсь, — сообщал Юсуп. — Там на Заравшане неладно. Если русские погонят Назар-Кула, то он, пожалуй, на нашу дорогу отойдет... Да вот и Садык со своими оборванцами в той стороне шатается.

— Ну, теперь уж больше на Аллаха налегать нужно, — заявлял Батогов.

— Не без него, — лаконично отвечал Юсуп и что-то соображал, разыскивая у себя по швам халата белых паразитов.

— Я к тому больше речь веду, — начал опять Юсуп, — что это все бы еще полбеды...

— Это попасться-то?

— Нет, как бы мы попались? Ты, смотри, тебя обрили вот, голова твоя совсем голая, как колено. Ну, и к роже твоей надо долго приглядываться, чтобы узнать, что ты за птица; подумают — такие же шатуны, как и они... Ну, и обойдется...

— Так что ж тебе страшно, что на нашей дороге они бродят?

— Человек такой есть там.

— Какой?

— Нехороший... Он-то, пожалуй, и хороший человек, да для нас с тобой нехороший. Ты его знаешь.

— Кто такой?

— Да помнишь, тот седой, высокий такой, в прежней шайке что был?..

— Не помню.

— Сафаром его звать.

— А... сказочник! Да ты как же с ним встретился?..

— Привел Аллах... Он сперва не узнал меня, да Орлик твой выдал, эдакая лошадь приметная?..

— Ну, что же вышло из того?..

— Схватились немного... Я-то не затрагивал. Мне бы только удрать... Ну, а они наседают... Да хорошо, что я не слезал с лошади, а то пропал бы. Сафар-то орет во все горло: «Бери его!..» Они ко мне!.. Повозились немного... я, кажется, кого-то стукнул... и меня тоже зацепили... ну... а потом я ушел...

— Это все в тот раз, когда из аула отлучался?..

— В тот самый... Как ведь боялся, чтобы не выследили!..

Обе лошади давно уже беспокоились и нетерпеливо рыли ногами землю; особенно заметно волновался Орлик.

— Что с ними? — произнес Батогов, поднимаясь на ноги. — Они что-то чуют?..

— Непогоду чуют, я уже давно за ними замечаю, — отвечал Юсуп. — Да вот, гляди, какая туча с востока поднимается. Да и холодом как потянуло! Смотри, как раз буран разыграется.

— А не пора ли нам собираться? Время-то к ночи.

— А это!..

Юсуп показал рукой на небо, которое все темнело и темнело, и в этой медленно, неудержимо надвигающейся темноте, словно пороховые облака, неслись и стлались низко по земле пыльные вихри. Какой-то стройный, свистящий шум доносился до самой лощины, и сквозь верблюжьи халаты прохватывали резкие струи холодного ветра.