Аркадий Селиванов - Чертополох
- Название:Чертополох
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Аркадий Селиванов - Чертополох краткое содержание
Чертополох - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
XV
Степанида все свои дела переделала. Накормила хозяина ужином, вымыла всю посуду и решила перед сном сходить к соседке Семеновне, поглядеть из кухни на актерщика, послушать, поразнюхать… Тихонько от Терентия Ивановича отперла двери и вышла на лестницу. Послушала, как свистит ветер на чердаке, как на улице у ворот, протяжно, подвывая, лает Жук… «Поленом бы его огреть!.. Чего Антон смотрит»? — подумала она и постучалась к соседям.
А Терентий Иванович, подремав с часок после ужина, встал с кровати, обулся в старые уютные валенки и начал свою обычную ночную прогулку по квартире, от окна в спаленке до двери в кухню и обратно.
Опустив лысую голову и заложив за спину руки, шмыгал он тихонько по давно некрашеному пестрому полу. Изредка подходил к столу, убавлял огонь в лампе, одергивал конец камчатной скатерти или присаживался на диване в столовой, около печки, рядышком с дремавшим «Муркой». Гладил серого кота по жирной спине, щекотал за ухом, часто разговаривал с ним.
— Что, Мурка? Спишь? Жирная скотина… Отъелся? Опять вчера сметану уволок у старухи… У, негодяй! Драть тебя некому…
Кот выгибал спину, мурлыкал и свертывался калачиком.
Терентий Иванович вставал с дивана и снова ходил, ходил… И за маленьким сухоньким старичком двигалась следом длинная черная тень. Скучно было купцу Офросимову.
Вся жизнь его прошла на людях, за стойками трактиров, среди галдящей и хохочущей, часто пьяной толпы посетителей «Венеций», «Коммерческих» и «Фантазий».
При покойнице жене Терентий Иванович домой являлся только ночью, усталый, оглушенный маршами трактирных оркестрионов, валился на широкую пуховую постель и моментально засыпал.
Часто смеялся над каждым, кто при нем жаловался на бессонницу:
— Поработай с мое, — уснешь!
Но война закрыла «монопольку», и Терентий Иванович подумал, огляделся, прикинул на счетах и решил, пока что, отдохнуть. Одни из своих «заведений» просто прикрыл, другие передал своему буфетчику и заскучал. Узнал бессонницу, мысли всякие, вспоминал о Боге. В загаженной, в прочно засоренной всякими делами и делишками душе своей, откопал жалость… К самому себе, к покойнице жене-старухе, к солдатикам безруким и безногим… Мало ли? Только допусти себя до этого, а уж на свете найдется кого пожалеть…
Да и жизнь-то кругом стала теперь нехорошая, какая-то непонятная. Начальства — никакого и поборов с тебя — никаких, но, зато, и спокойствия нет. «Вот, — думал он. — Того и гляди немцы сюда придут, а куда бежать? Везде то же, по всей Руси такой разгардераж, что антихристу самая пора… Да и по железным дорогам… тоже, натерпишься, в его-то годы на крыше ехать… И виноватых нету. Смут-то всяких на его веку достаточно бывало, но раньше все так и знали: студенты виноваты, они народ мутят…» А нынче и студенты какие-то непонятные. Шел недавно Терентий Иванович через площадь, видит, стоит грузовик, и студенты из него в толпу листки бросают и речи говорят. Не любит он в толпу лезть, но, все же, подошел к краешку и послушал… Студент, как есть, при всей форме и даже брюки с бахромой, а говорит дело. «Россия, мол, погибает, спасать отечество нужно… Все должны соединиться и, по-хорошему, без драки, без самоуправства. И правительству, мол, необходимо доверять»… Вот тебе и студенты!..
Иногда, в такие ночи, когда уж очень «на душе неудобно», Терентий Иванович запирался в спаленке, стоял перед иконами, повторял молитвы и клал земные поклоны. Отсчитывал их по лестовке, пока не разбаливалась спина, и не начинали дрожать колени… Изредка доставал из комода старые книги в черных кожаных переплетах, доставшиеся ему от покойного дедушки, разгибал желтые страницы и читал жития святых.
Но читать любил он стоя, при свете восковой свечи и вполголоса, заунывным тоном, как читают монашенки по покойникам.
Вот и сегодня, находившись досыта по комнатам, Терентий Иванович погасил для экономии лампу в столовой и пошел в спаленку.
Надел очки, перекрестился и раскрыл толстую книгу на закладке.
Тихо в спаленке. Ровным розоватым огоньком горит желтая свеча. Мерцают потемневшие, кованные ризы на иконах. Печально глядят большие темные глаза Тихвинской Богородицы. Пуще прежнего хмурится седой Никола Мирликийский… И только на устах Саровского пустынника готова вспыхнуть благостная, простецкая улыбка.
Терентий Иванович глубоко вздыхает, протирает полой халата стекла очков и склоняется над книгой.
Читает он долго, стоя перед комодом, тянет священные слова о кротком смирении гордых и знатных, о великом упрямстве всходивших с улыбкой на костры… Изредка он вздыхает, умиленно и жалостно, и снова читает.
Но вот, не кончив даже слова, он поднимает голову и прислушивается. В углу, под кроватью, скребется мышь. И только. Но нет, ухо Терентия Ивановича улавливает еще какие-то далекие, неясные шорохи. Словно бы повизгивает дверная ручка, там, в прихожей… Словно кто-то дышит…
Путаясь в длинных полах халата, он подбегает к постели и сует дрожащую руку под подушку. Затем, дунув на свечу, с револьвером в руке, он крадется через темную столовую.
Ошибки нет, вот оно, жданное и страшное… Что-то колышется во тьме, чьи-то невидимые руки шарят по обоям у самой двери… «Они»! — решает Терентий Иванович, и вся сухонькая фигурка его начинает трястись в лихорадке нарастающего ужаса… «Угодники святые, анделы!..» — шепчут сухие горячие губы, и вдруг он слышит чей-то страшный, хриплый и, кажется, пьяный голос:
— Ардальошка, черт! Где ты там?
Терентий Иванович, полуотвернувшись, вытягивает во всю длину руку с револьвером, зажмуривается, стискивает зубы и спускает курок.
XVI
Ардальон Егорович упал у самой двери в столовую, даже руку одну за порог перекинул. Когда сбежались люди и принесли огонь, суфлер уже не дышал. Над правой бровью, ближе к виску, чернела маленькая ранка, и крови из нее вытекло не больше, как с рюмку, а между тем на первый взгляд казалось, что бедный Ардальон Егорович плавает в крови. Падая, он разбил торчавшую из кармана макинтоша бутылку «кахетинского», и темно-пурпурное вино разлилось широкой лужей вокруг убитого старика. Раненый, он вероятно схватился за голову, потому что на ладони откинутой руки в желтой перчатке видны были пятна крови.
Положение тела и самая ранка у виска как будто говорили, что здесь произошло самоубийство, но Степанида, первая, выбежав из квартиры парикмахера и увидев мертвого суфлера, схватилась за седую голову и завопила:
— Убил!.. Кажинную ночь караулил… Загубил теперь свою душеньку… Ой, матушки! Вяжите меня, старую дуру, я всему причина, ослушалась хозяйского приказу, оставила двери незаперты… Ох!
Маруся, бледная, дрожащая, в наспех накинутой кофточке, с распущенной на ночь косой, взяла старуху за плечи, увела к себе в кухоньку и дрожащими руками, расплескивая воду, совала Степаниде ковшик.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: