Аркадий Селиванов - Чертополох

1915 г.

Надежда Леонтьевна молчала, бледная, с закрытыми глазами.

— Вы безумная мотовка! Разве можно так, без оглядки, тратить свои силы? Играть каждый вечер!.. Что с вами будет к концу сезона?

Вместо ответа Надежда Леонтьевна молча пожала худенькими плечами, закутанными в мех голубой лисицы.

Директор театра сердито повернулся к окну, стал смотреть в широкое стекло автомобиля.

— Я одного не понимаю, — не вытерпел он через минуту. — За что я плачу сумасшедшие деньги этой восковой кукле Волжиной? За весь месяц она выступала один раз и то лишь потому, что вы застряли в поезде. Помните?

— Помню, — улыбнулась Надежда Леонтьевна. — Еще бы я забыла! Я храню вырезки. Помню и восторги этого из «Отголосков»… Как же! «Вчера был дебют новой жемчужины труппы… Поздравляем дирекцию!.. Налицо все задатки крупного дарования, очаровательная внешность»… Ха!.. Помню!

— О-хо-хо!.. — вздохнул директор. — Подумаешь, рецензент из «Отголосков»!.. Кто их читает? Только мы, несчастные.

Он нагнулся и взглянул на маленькие часики, вделанные в стенку автомобиля.

— Так… Второго половина. А завтра репетиция.

— Вам-то что? Спите до вечера.

— Гм… Может быть мне и в контору не заглядывать? Передать вам и кассу, и контракты, и все? Оно бы кстати. И так уже в вашем распоряжении и труппа, и репертуар…

— Репертуар! Второй месяц ни одной новинки.

— А кто же тому причиной? Вы бракуете все пьесы… Да еще и читаете их по неделям. Авторы ходят, ходят… Смотреть жалко! Взять к примеру, хотя бы, эту… Как она? «Крылья Икара». Чем не драма? И рольки есть отличные и вообще, на мой взгляд, пьеска — хоть куда! С настроением и все такое… Кто ее знает? А вдруг — боевик? А вы ее забраковать изволили… Вчера автор был, молодой такой, веселый. Я ему возвращаю пьеску, а он смеется: «Ничего, — говорит. — Я терпеливый, лет через десять куда-нибудь пристрою»… Ха-ха-ха!..

— Ах, эти авторы!.. — морщится Надежда Леонтьевна. — О чем они думают, когда пишут свои пьесы? Хотят удивить мир! Гениальные головы и в каждой по дюжине откровений! Небо у них поет, волны — грустят. Герой не говорит, а вещает, как Заратустра, героиня непременно под семью покрывалами и, вместо монолога, должна плясать под звуки «marche funebre» и притом еще ее спина выражает «всю скорбь одинокой души»… Бр!.. Чего только нет в их несчастных тетрадках? И Бог, и Антихрист, и космос!.. А сцены не знает ни один из них. Судите сами. Вчера еще я видела такую ремарку: «Елена сидит с ногами в углу на розовой кушетке и играет своими косами. На ней — бледно-голубой дорожный костюм»… Каково? Боже мой! Откуда они? Где они живут, эти сочинители?

Автомобиль замедляет ход и сидящий за рулем огромный мохнатый медведь яростно нажимает на грушу сирены.

Надежда Леонтьевна хватается за виски.

— Что там еще? И так уже сегодня мы еле ползем…

— Туман! — успокаивает директор. — Эх, а как же в старину-то? Знаменитую актрису Лекуврер в портшезе носили…

— Положим, что этого не было. Путаете, как всегда.

Автомобиль останавливается у подъезда громадного пятиэтажного дома.

— Приехали! — говорит директор. — Подождите, я еще, за ужином, поспорю с вами…

— Не придется, — обрывает Надежда Леонтьевна. — Я ужинать не буду. Так устала… Прямо в постель.

— Вот-те на!.. А я, признаться, думал…

— Напрасно! И не выходите. Я одна поднимусь. Каждый раз, как я с вами в лифте, — у меня сердце неспокойно… Bonne nuit!

Надежда Леонтьевна, как всегда, заснула сразу, глубоким сном без сновидений. У нее здоровые нервы. Знатоки театра говорят, что это — минус артистки. Но Надежда Леонтьевна и сама избегает сильно драматические роли; ее амплуа — «гранд-кокет».

В белой спальне темно и тихо. Погашена даже маленькая лампочка под желтым шелковым абажуром. Надежда Леонтьевна дает ночью полный отдых своим глазам, вечно утомленным огнями рампы. На ее постели, на голубом одеяле, спит, свернувшись в пушистый и мягкий комочек, белая ангорская кошка «Муська».

В столовой бьют стенные часы и в белую спальню доносятся пять негромких мелодичных ударов. Из-за низенькой японской ширмочки поднимается чья-то смутная тень и чуть слышный шорох долетает до слуха «Муськи». Она поднимает голову и смотрит в угол. И на постели Надежды Леонтьевны вспыхивают два земных фосфорических огонька.

Чья-то темная рука тянется к стене и скользит по обоям. «Муська» приготовилась к прыжку, прижала уши и замерла и только нервно вздрагивает ее длинный пушистый хвост. Темная рука на стене скользит все ближе и ближе и неожиданно встречает препятствие. Высокий столик на трех ножках качнулся два раза и упал, увлекая за собой хрустальную вазочку и тяжелую бронзовую пепельницу. «Муська» фыркнула и спряталась под кровать…

Надежда Леонтьевна проснулась.

— Кто здесь? — спросила она, поднимая голову и вглядываясь в темноту.

Никто не ответил. В белой спальне по-прежнему темно и тихо и только «Муська», услышав голос хозяйки, мяукнула протяжно и жалобно.

Надежда Леонтьевна приподнялась на подушках, послушала с минуту глухие и тяжелые удары своего сердца и привычным движением руки повернула выключатель. Под потолком вспыхнули матовые лампочки.

Надежда Леонтьевна оглянулась и, вскрикнув, откинулась на подушки. Дыхание остановилось в ее груди и красивые, темно-серые глаза актрисы, с безмолвным ужасом уставились на высокого человека, неподвижно стоявшего в трех шагах от постели.

— Тсс… ни звука! — предупредил он и вытянул правую руку, вооруженную револьвером. — И не вздумайте звонить! Как видите, я достаточно вооружен, чтобы заодно с вами убить и вашу служанку.

Ночной гость оглянулся вокруг и спрятал револьвер в карман пальто.

— Поверьте, я не собирался вас будить… — сказал он с неожиданной улыбкой. — Я только искал выключатель и впотьмах зацепил за эту финтифлюшку… Спокойствие, madame! Вашей жизни и вашему здоровью ничто не угрожает, если, повторяю, вы будете благоразумны. А пока будьте добры указать мне: где ваши ключи от этого бюро, да заодно и от шкафа?

— Там… В сумочке… — пролепетала Надежда Леонтьевна, едва шевеля пересохшими губами и указывая взором на кресло.

— Меrci! — сказал вор, вынул ключи и подошел к бюро. — Я, конечно, предпочитаю наличные… I’argent comptant — это мечта каждого из нас, но, знаете? И в бриллиантах есть своя красота. Так вы уже разрешите мне захватить с собой и то, и другое…

Он отпер бюро и стал рыться в ящиках.

— Я боюсь напрасно задержать вас… Может быть, вы согласитесь помочь мне? Быть моим гидом в поисках золотого руна? Скажите, в котором ящике деньги?

«Господи! Он еще издевается…» — подумала Надежда Леонтьевна, но покорным и дрожащим голосом ответила: