Булат Окуджава - Свидание с Бонапартом

Он немедленно отправил меня со своим адъютантом к самому Бонапарту. Бог ты мой, у меня даже поджилки затряслись от такой неожиданности, но не успели мы проскакать и сотни шагов, как нас воротили обратно. "Желая сохранить Москву, - сказал Мюрат, - я решаюсь сам согласиться на предложение генерала Милорадовича и пойду так тихо, как вам угодно, с тем, однако, чтобы мы могли к вечеру занять город". Это было замечательно, и я сказал ему, что генерал примет эти условия, на что он незамедлительно распорядился, чтобы передовые цепи прекратили перестрелку и остановились. Я вздохнул с облегчением. (Мы тоже все вздохнули, принимая живейшее участие в истории поручика.) Затем он спросил меня: "Вы хорошо знаете Москву?" - "Еще бы!" - ответил я. "Тогда передайте ее жителям, чтобы они были совершенно спокойны, что им не только не сделают никакого вреда, но и не возьмут с них контрибуции и всеми способами будут заботиться о их безопасности".

Тут он задумался, видимо вспомнив, как все опустело в горящем Смоленске, опустели и закрылись магазины, трактиры и даже кондитерские, так что зимние квартиры там организовать было почти невозможно. Он подумал, видимо, об этом и спросил меня: "Не оставили ли Москву ее жители? Где хозяин Москвы граф Ростопчин?" Я ответил, что, постоянно находясь в арьергарде, ничего не знаю. Пока мы беседовали, время шло, и французские войска стояли на месте, что, конечно, было нам на руку. Затем маршал сказал задумчиво: "Я очень уважаю вашего императора, а с его братом мы просто в тесной дружбе, и я не могу не сожалеть, что обстоятельства вынуждают нас воевать друг с другом. Много ли ваш полк потерял людей?" - "Можно ли, Ваше величество, не нести потерь, почти ежедневно находясь в сражениях?" - "Тяжелая война", заметил Мюрат. Я осмелел и сказал: "Мы деремся за отечество и не примечаем военных тягот". Маршал спросил с внезапным раздражением: "Отчего же не заключают мир?" - и выругался посолдатски (поручик с улыбкой оборотился в мою сторону)... Это не для ваших ушей, любезная сударыня... Я ответил, что ему лучше об том знать. Он улыбнулся и проговорил: "Пора мириться". Наконец он отпустил меня, и я отправился восвояси, счастливый и гордый, и поскакал прямо к генералу Милорадовичу.

- Счастливый вы, Пряхин! - воскликнул Тимоша. - Да жаль Москву...

- Бог ты мой, это же еше не конец, - засмеялся Пряхин. - Ежели вам угодно, то далее было вот что... Я нагнал Милорадовича уже близ Кремля. Я рассказал ему о своем свидании с Мюратом и о согласии французов на его предложения. "Конечно, - сказал Милорадович, - им так нужна целая Москва, чтобы обсохнуть, отогреться и отдохнуть, что они готовы на все условия..." Не успел он договорить своей фразы, как грянула музыка. Играл военный оркестр. И тут мы увидели, как из ворот Кремля выступают батальоны московского гарнизонного полка в полном снаряжении, с развернутыми знаменами и под оркестр. Послышался ропот солдат из арьергарда и крики: вот, мол, изменники, радуются нашему горю, маршируют под музыку! Впереди полка ехал на коне его командир полковник Брозин.

Милорадович побагровел, подскакал к полковнику и крикнул: "Какая каналья приказала вам выходить с музыкою?!" С невольным простодушием полковник сказал, что когда гарнизон при сдаче крепости получает позволение выступить свободно, то выходит с музыкою, как сказано в регламенте Петра Великого. "Да разве сказано в регламенте Петра Великого о сдаче Москвы? закричал Милорадович. - Прикажите немедленно музыке молчать!" Музыка замолкла. Редкие москвичи, стоявшие поодаль, плакали, ейбогу.

Наконец генерал сказал мне: "Придется вам снова скакать к Мюрату, чтобы заключить дополнительное условие и продлить перемирие теперь уже до семи часов утра. В случае несогласия с французской стороны передайте, что я останусь при прежнем решении и буду драться..."

И вновь я поскакал навстречу неприятелю. Теперь уже я нашел Мюрата в самом Дорогомилове, рядом с заставой. Он ехал вслед за своей передовой цепью, а эта цепь уже смешалась с отступавшим арьергардом казаков. Прелестная картина. Все едут вместе, как на прогулке, бог ты мой, и даже не верится, что они друг другу враги! Вот какие военные метаморфозы... Мюрат ласково принял меня и тотчас согласился на все предложения. Потом он спросил, сообщил ли я жителям столицы, что они будут в совершенной безопасности? Честно говоря, я позабыл об обещании, данном маршалу, да и с кем я мог говорить? Однако делать нечего, пришлось врать, что я говорил и что они верят в благородство французов. Мюрату понравился мой ответ. Вообще настроение у него было великодушное. Мы ехали рядом, беседуя, словно два приятеля. Мюрат поравнялся с казачьим полковником и спросил его: "Не вы ли, господин полковник, начальник этого арьергарда?" Полковник чуть не поперхнулся, когда увидел, кто с ним говорит, но ответил с достоинством утвердительно. "Знаете ли вы меня?" - спросил Мюрат с улыбкой. "Я знаю вас, Ваше величество, и всегда видел вас в огне", - ответил полковник.

Теперь уже мы трое ехали седло в седло, мирно беседуя. На плечах полковника была бурка, и Мюрат сказал, что такая одежда, наверное, незаменима на биваках. В тот же момент полковник молча снял с себя бурку и подал ее неаполитанскому королю. Мюрат не ожидал подарка, засуетился, стал советоваться со своим адъютантом, чтобы както ответить, но под руками ничего подходящего не находилось, и тогда он взял часы у адъютанта и преподнес их полковнику. Никогда не забуду эту прогулку. Я еще подумал: "Неужели мы вновь должны стрелять друг в друга?"

- Прелестная прогулка, - сказал Тимоша хмуро, уставившись в пустой угол.

- Вы предполагали, - сказала я, - что французский маршал похож на Чингисхана. И в руке его окровавленный нож?

- Нет, я этого не думал, - сказал Пряхин, - просто странно, и все.

- А с Бонапартомто что? - спросил Тимоша.

- Придет черед и Бонапарта. Приключения мои на том не кончились. Я пришпорил коня и поскакал обратно. Теперь, чтобы добраться до генерала, нужно было пересечь всю Москву. Впереди показался Арбат. В самом начале его я увидел громадную толпу простых людей - мужчин, женщин, детей, которые пели чтото душу раздирающее. Они шли по Арбату, а впереди них священники в ризах и с иконою. Все эти люди покидали город, и я не мог отделаться от мысли, что в этом и моя вина. Я проскакал мимо - они на меня даже не взглянули.

И вот в конце Арбата подлая природа надоумила меня завернуть в ближайший двор в поисках укромного уголка. Растреклятый дурень, оставил я коня на улице у самых ворот, углубился во двор, там дом с заколоченными ставнями, справа каретный сарай с антресолью и распахнутой дверью, я это запомнил, свернул за сарай, и тут, - Пряхин закатил глаза, - изза угла с диким криком кинулся мне навстречу пьяный мужик с красными глазами, замахнулся и ударил ржавой острогой... (Услыхав это, я почувствовала дурноту.)