Булат Окуджава - Свидание с Бонапартом

Франсуа принес откудато еще несколько бутылок. Свечин отхлебывал не переставая.

Пасторэ был ко мне предельно внимателен, как может быть внимателен к женщине пожилой мужчина, оказавшийся в столь необычных обстоятельствах. Он все время подливал мне вина, пододвигал еду, улыбался, дружески кивал, и я бы не удивилась, если бы в какойто момент ему захотелось погладить меня по руке.

- Подумать только, - сказал он мне тихо, - пьем вино в обществе очаровательной дамы, как будто гдето в Клиши или на СенДени!

- Это очень трудно представить, - сказала я.

- Быть может, все только сон, и это не Москва, а выдумка моего старого мрачного друга господина Свечина?.. Вы не фантазия?

Тут, не обременяя их излишними догадками, я принялась рассказывать о своей жизни, что, видимо, было им интересно, ибо Жорж Пасторэ весьма живо реагировал, поддакивал мне и понимающе кивал, а господин Свечин, наливаясь вином, слава богу, не прерывал моего рассказа.

- И вот теперь, господа, я встретилась с вами, - сказала я в заключение, - и меня поразила ирония жизни, называйте это как хотите, то, что свело нас воедино, француза и русского, за одним столом среди этого ужаса...

- Вопервых, - сказал Пасторэ, - мы с господином Свечиным - старые приятели еще по Сорбонне; вовторых, я не захватчик, а, видимо, жертва недомыслия или, если хотите, любопытства, в чем глубоко раскаиваюсь; втретьих, я участник одной мистической истории, которая связывает меня с Россией прочными невидимыми узами. В двух словах. Случилось так, что меня взяли в плен однажды под Гжатском четверо мужиков и доставили к своему барину. Это был хромой отставной генерал, живший в своем имении, а где - не помню. (В этот момент Тимоша шумно вздохнул.) Он, представьте, накормил меня, обогрел и отправил невредимым обратно, хотя я был его врагом. Это можно было бы приписать душевному порыву, великодушию отчаяния или просто капризу, но ниточка, как оказалось, тянулась в иные времена, когда генерал, раненный в ногу под Аустерлицем, лежал, умирая, на льду Зачанского озера. Представьте себе, Бонапарт проходил мимо, услыхал стоны и приказал своим адъютантам спасти раненого русского. Один из адъютантов, побывав в ледяной воде, впоследствии скончался от воспаления легких... Бонапарт захватил Москву, но получил сгоревшие развалины. Как видите, все в этой жизни связано меж собой, и не исключено, что наша встреча - звено в цепочке общих судеб.

- Вы не драгун? - спросил побледневший Тимоша.

- О нет, милый друг, - сказал полковник, - я интендант разбитой армии.

Тимоша резко поднялся и, сославшись на усталость, покинул нас.

- Это ваш брат? - спросил господин Пасторэ.

- Почти, - сказала я печально.

- Какой загадочный ответ! - воскликнул он. - Он, видимо, обиделся на наше невнимание?

- Он устал, - сказал господин Свечин раздраженно, - разве вы не заметили, что это совсем мальчик? Он отоспится, порозовеет и тогда засыплет вас вопросами: что, зачем и почему?

Я продолжала краем глаза наблюдать за ним, любезно улыбалась полковнику, размякшему подобно большинству пожилых мужчин, оказавшихся в обществе хорошенькой молодой женщины, но мысли мои были неотступно с Тимошей; его молчание, сосредоточенность на чемто, мне неведомом, переполняли меня тревогой. Он чтото решает, думала я, какието фантазии теснятся в его голове, и они мне недоступны. И вдруг я похолодела: я вспомнила, как покинул меня обворожительный Строганов, и даже любовь ко мне бессильна была остановить его; как исчез поручик Пряхин, словно вылетел из зимнего голицынского сада, скрываясь под личиной мужика; как Тимоша бредил бегством и порывался сводить свои непременные счеты с Бонапартом, с господином Пасторэ, с драгунами, с гренадерами... Я поняла, что детство, розовевшее на его щеках, кончилось и этот высокий худощавый юноша с большими черными бархатными глазами созрел для того, чтобы взяться за саблю, пренебрегая моей французской нежностью и жалостью моей к ним ко всем... Он исчезнет, подумала я, исчезнет, лишь я одна останусь среди этого разорения и смрада, пришелица с песнями, непригодными для облагораживания людей.

- Что с вами? - спросил полковник. - Вас напугал этот разрушенный мир?

Я хотела объяснить ему мое состояние, но это было нелегко - не было слов. Вот сейчас, казалось мне, послышатся шаги Тимоши, жесткие и четкие, он пройдет по пустынной зале мимо спящего Франсуа, хлопнет дверью, спустится по лестнице, минует вестибюль, расшвыривая обломки кирпичей и стекол, откинет засовы и отправится мимо ночных развалин, презирая грабителей, туда, где исчезли мой позабытый Строганов, случайный Пряхин, растворясь во мраке, смешиваясь с полчищами вооруженных мужиков...

- Вам надо отдохнуть, - сказал господин Пасторэ, - набраться сил. Кто знает, что ждет нас впереди.

- Пожалуй, - мрачно отозвался хозяин разоренного дома, - я устал находиться во французском обществе. Вместо вольтеровской иронии я вижу кусок армейской ветчины. Ее коптили под Смоленском.

Я поняла, что бессильна остановить Тимошу. Мне не удержать его. Напрасны будут мои слезы и причитания. Нет слов, способных подняться выше крови... И тут я отчетливо услыхала его шаги. Я тихо вскрикнула. Но он вошел в комнату как ни в чем не бывало и при свете догоравших свечей показался гигантом. Слава богу, подумала я, он снова здесь!

- Там, в зале, - сказал он господину Свечину, - я увидел портрет дамы, лицо ее показалось мне знакомым. Я мучаюсь и не могу вспомнить, где я ее видел.

Господин Свечин через плечо взглянул на Тимошу и вдруг улыбнулся... Это была ослепительная молодая улыбка, так не соответствовавшая его мрачному, жесткому лицу. В кольце седеющих волос вдруг чтото давно умершее, безвозвратное, милое вспыхнуло, словно в комнате загорелись новые свечи. Неужели и я в преклонные годы буду пугать окружающих такой же случайной и внезапной приметой минувших счастливых дней, подумала я.

- Дама? - спросил господин Свечин удивленно.

- Дама с большими синими глазами, - сказал Тимоша.

- Ах, дама, - протянул помолодевший хозяин. - Вы смогли разглядеть ее в темноте?

- Нет, я был со свечой.

- Ах, со свечой, - откликнулся господин Свечин. - При свете одной свечи она выглядит загадочно, не правда ли? - И отпил вина. - При свете двух свечей это уже владелица семисот душ, жаждущая их устроить. - Он снова отхлебнул. - При свете трех свечей, милостивый государь, вы заметите смешение французской моды, губернского самомнения, уездного здравомыслия и деревенского здоровья. - Он шумно вздохнул. - При четырех же свечах станет очевидным, что у нее и у меня все в прошлом... Нельзя армии Бонапарта вернуться во Францию в прежнем, неизменном количестве, как невозможно и Москву увидеть прежней, разве лишь в сновидениях...