Александр Яковлев - Осенняя женщина (Рассказы и повесть)

- Но они так красиво горят!

- Не перебивай, пожалуйста, привыкай слушать, прежде, чем возражать. Это, во-первых. А во-вторых, я сейчас рассматриваю вопрос этики. Проблемы же эстетические мы, с твоего позволения, перенесем на повестку дня следующей беседы. Сейчас я помечу эту тему. А ты пока подумай о твоем отношении к подаренным тебе карандашам. Посмотри, на что они похожи. Все в пластилине.

- Я строил дом. Они как бревнышки.

- Карандаши, и ты должен это ясно понимать, тоже делаются из дерева. Кедра...

- Секвойи...

- Ого, смотри-ка, круг твоих познаний весьма обширен.

- Она такая здоровущая!

- Количественные параметры не всегда являются решающими при создании того или иного предмета. Но, кстати, и о количественных оценках. Представь теперь себе, сколько спичек ты сжег за свою жизнь. Представил? Нет? Ну, хотя бы за год?

- Не знаю. Много. Год - это много.

- Вот. Считай, что целое дерево ты взял и пустил на бездумную потеху. Целое дерево, вырвал с корнем и пустил по ветру. За просто так. За здорово живешь.

- Но ты тоже жгешь спички!

- Не "жгешь", а жжешь. Будь добр, не поленись, повтори.

- Ну, жжешь... Но...

- Объясняю. Да, я вынужден это делать. Но с полным осознанием трагической необходимости данного процесса. Ты же - просто хулиганишь. Есть разница?

- Для спичек - нет.

- Бога ради, оставь только эту бесплодную софистику. Право, люди, заботящиеся о твоем становлении как личности, заслуживают большего внимания и уважения с твоей стороны.

х х х

С тех самых пор, когда его решились оставлять дома одного, кухня манила и таки заманивала. Именно там в основном и происходили странные события с вещами, оставшимися без взрослого присмотра. Вдруг перегорала лампочка в люстре, вдруг убегала вода из раковины, вдруг разбивалась чашка... Оправдываться потом, вечером, было бессмысленно - в существование заговора никто не верил.

Но спички... Спички оставались тайной из тайн...

Еще борясь с искушением, которое никогда не исчезало, лишь временно прячась, он осторожно взял коробок. Этикетка была засижена мелкими цифрами и буквами. А может быть, в них прятались заклинания против огня.

Затем он сжал коробок в потной ловушечке кулака, ощущая хрупкие картонные ребра и бархатистость боковых стенок (красный фосфор, сульфид сурьмы, костный клей). В какую стороны выдвинется спичечная колыбелька? Вот бы в ту, где покойно прижавшись другу к другу шоколадно поблескивают головки (бертоллетова соль, клей, сера). На слух не определялось. И больше не размышляя, он открыл. И потянул спичку, попавшуюся между скребущим указательным и всегда готовым на подхват большим.

Внимательно осмотрев спичку, он так и не установил, где у дерева (конкретного дерева) обитал этот кусочек древесины - у корней или у кроны? А огонек в полумраке ладони уже слабо и трепетно перебирался вверх по глянцевой желтизне, гоня перед собою крошечную волну влаги и постепенно вытягиваясь в зазубренный раскаленный клинок, вгрызающийся в спичку до черноты.

С отчаянием последнего солдата, забывшего о возможности отступить, он сунул разбушевавшийся крошечный пожар прямо в коробочку.

Чад ударил в глаза и нос. Он зажмурился. Огонь опалил руку. Он бросил коробок на пол.

Затаптывая упругое, упорно дымящееся картонное тельце, он еще успел подумать, что на полу останутся-таки следы дерзкого непослушания.

И в этот моменты стены дома, крепкого кирпичного дома заныли и загудели, временами заглушая дребезжание стекол. И за этими стеклами пролетели, одно за другим, два вырванных с корнем дерева (без названий)...

Это был отголосок знаменитого своими разрушениями урагана 1972 года.

ОПАЛЬНЫЙ "ДРАКОН" И МЕЛКИЙ СОБСТВЕННИК

Все это не шибко историческое событие происходит в приморском городке, прикрытом от морозов теплым дыханием моря. Происходит после лихого снежного заряда, когда ветер еще мечется, как потерянный между домами, а собаки, пользуясь моментом, аккуратно усаживаются на перекрестках и, смакуя, отлавливают мокрыми носами проносящиеся запахи.

Боцман Черкашин, одетый соответственно, идет из бани. Он идет мимо снежной горы, где дети играют в различные виды взрослых, поднимается по недлинному трапику к стандартному четырехэтажному дому, краска на котором съедается солеными ветрами за какой-нибудь месяц. Боцман думает об общежитии, о сытном обеде, о своем пароходе, штормующем сейчас в районе мыса Крильон. Вот тут-то боцмана и подстерегают.

Невеликий такой парнишка, лет пяти-шести, обгоняет Черкашина, разворачивается и плюхается ему прямо под ноги.

- Аккуратнее, брат, - говорит боцман, поднимая пацана. - Так и уши оттопчут.

И следует дальше, прибавив к мыслям об общежитии, сытном обеде, штормующем пароходе и мысль о занятной ребятне. Но боцмана продолжают подстерегать. Этот же мальчишка. С теми же трюками и шлепаньем под ноги. Черкашин озадачен. И потому спрашивает не очень уверенно:

- Тебе может, того... надо чего?

- Не чего, а кого. Отца ему надо, - слышит он женский голос.

Пока моряк определяется со сторонами света, хлопает подъездная дверь, и на крыльце появляется молодая женщина. В халатике, прихваченном одной рукой на груди, другой - у подола. В тапочках на босу ногу.

Женщина не накрашена, и Черкашин не может определить - симпатичная она или нет.

Отца ему надо, - повторяет женщина. - А мне не надо мужа.

- То есть, муж мне - во, показывает женщина на горло, на мгновение отпустив халатик на груди.

- И что тут делать, а? - спрашивает также она. Черкашин молчит, продолжая машинально отряхивать притихшего мальчугана. Но притихшего ненадолго.

- Ну и будь моим папкой. Чего тебе? - спрашивает пацан снизу.

- Вы кто по профессии? - деловито интересуется женщина.

Черкашин лаконично отвечает.

- А-а, дракон, - говорит женщина бесстрастно, демонстрируя знакомство с морским слэнгом. И уже обращаясь к сыну, добавляет: - Пойдем обедать, что ли, мелкий собственник?

И Черкашин продолжает путь свой из бани, прибавляя к мыслям об общежитии, сытном обеде, штормующем пароходе, занятных пацанах и мысль о женщинах без мужей.

Сам-то боцман уже дважды разведен - работа такая. И последний развод, как Черкашину начинает казаться, он пережил именно с этой женщиной. Ну и хватит наверно с меня, - также думает он.

ГОЛОСА НАД РЕКОЙ

Время послеполуденное, знойное. Непрестанно жужжат мухи, шалея от затянувшегося августовского тепла. Пищат стрижи. В гулком небе, высоко-высоко, так, что кажется, оттуда видна вся земля, гудит невидимый самолет.

В ухоженном палисаднике дачи Крыловых, уже уехавших после летних отпусков в Москву, под тенистой сиренью, за вбитым в землю столом, устроилась оставшаяся еще в деревне дачная детвора. Накрывают две девочки постарше, лет десяти. Светленькая Катерина, постарше и потоньше, распоряжается: