Сергей Довлатов - Ремесло

Короче, шум стоял невообразимый.

Повторяю, это были лучшие дни моей жизни.

ВСТРЕТИЛИСЬ, ПОГОВОРИЛИ

Зимой я наконец познакомился с Линн Фарбер.

Линн позвонила и говорит:

- Я отослала перевод в "Ньюйоркер". Им понравилось.

Через два-три месяца рассказ будет напечатан.

Я спросил:

- "Ньюйоркер" - это газета? Или журнал?

Линн растерялась от моего невежества:

- "Ньюйоркер" - один из самых популярных журналов Америки, Они заплатят вам несколько тысяч!

- Ого! - говорю.

Честно говоря, я даже не удивился. Слишком долго я всего этого ждал.

Мы решили встретиться на углу Бродвея и Сороковой.

Линн предупредила; - В руках у меня будет коричневая сумочка.

Я ответил:

- А меня часто путают с небоскребом "Утюг"...

Я пришел ровно в шесть. По Бродвею двигалась шумная, нескончаемая толпа. Я убедился, что коричневая сумочка - не очень выразительная примета, Слава Богу, меня заранее предупредили, что Линн Фарбер красивая.

Типичная "Мадонна" Боттичелли...

В живописи я разбираюсь слабо. Точнее говоря, совсем не разбираюсь. (С музыкой дело обстоит не лучше. ) Но имя Боттичелли - слышал. Ассоциаций не вызывает. Так мне казалось.

И вдруг я ее узнал, причем безошибочно, сразу.

Настолько, что преградил ей дорогу.

Наверное, Боттичелли жил в моем подсознании.

И, когда понадобилось, выплыл.

Действительно - Мадонна. Приветливая улыбка, ясный взгляд. Казалось бы, ну что тут особенного?!

А в жизни это попадается так редко!

Надо ли говорить, что я сразу решил жениться?

Забыв обо всем на свете. Что может быть разумнее - жениться на собственной переводчице?

Затем состоялся примерно такой диалог:

- Здравствуйте, я - Линн фарбер.

- Очень приятно. Я тоже...

Видно, я здорово растерялся. Огромный гонорар, "Ньюйоркер", юная блондинка... Неужели все это происходит со мной?!

Мы шли по Сороковой улице. Я распахнул дверь полутемного бара. Выкрикнул что-то размашистое. То ли - "К цыганам", то ли - "В пампасы"... Я изображал неистового русского медведя. Я обратился к бармену:

- Водки, пожалуйста. Шесть двойных!

- Вы кого-то ждете? - поинтересовался бармен.

- Да, - ответила моя знакомая, - скоро явится вся баскетбольная команда.., Линн Фарбер молчала. Хотя в самом ее молчании было нечто конструктивное. Другая бы непременно высказалась:

- Закусывай! А то уже хорош!

Кстати, в баре и закусывать-то нечем,,, Молчит и улыбается.

На следующих четырех двойных я подъехал к теме одиночества. Тема, как известно, неисчерпаемая.

Чего другого, а вот одиночества хватает. Деньги, скажем, у меня быстро кончаются, одиночество - никогда...

А девушка все молчала. Пока я о чем-то не спросил.

Пока не сказал чего-то лишнего.,, Бывает, знаете, сидишь на перилах, тихонько раскачиваясь. Лишний миллиметр, и центр тяжести уже где-то позади. Еще секунда, и окунешься в пустоту. Тут важно немедленно остановиться. И я остановился. Но еще раньше прозвучало имя - Дэннис. Дэннис Блэкли - муж или жених...

Вскоре мы с ним познакомились. Ясный взгляд, открытое лицо. И совершенно детская улыбка. (Как это они друг друга находят?! ) Ладно, подумал я, ограничимся совместной творческой работой. Не так обидно, когда блондинка исчезает с хорошим человеком...

НАШИ БУДНИ

Каждое утро мы дружно отправлялись в редакцию.

Командные посты у нас распределились следующим образом. Мокер стал президентом корпорации, администратором и главным редактором. Я заведовал литературным отделом. Баскин отвечал за спорт и публицистику. Дроздов был работником широкого профиля. Он выступал на любые темы, давал финансовые консультации, рекламировал медицинские препараты.

Кроме того, убирал помещение и бегал за водкой, Да еще ухаживал за тремя женщинами: секретаршей, машинисткой и переводчицей.

Все мы трудились бесплатно. Мокера и Баскина кормили жены. Моей жене, как безработной, выдали пособие. Дроздов обедал у своих многочисленных подруг.

А также гулял с чужой собакой и получал велфер.

СОЛО НА УНДЕРВУДЕ

Как-то Дроздов похитил, банку анчоусов в супермаркете. Баскин его отчитал. Дроздов оправдывался:

"Это моя личная борьба с инфляцией!.. "

Доходов газета не приносила. Виля Мокер объяснял нам:

- Мы должны продержаться год. Это самое трудное время. Небольшие предприятия гибнут обычно в течение шести или семи месяцев...

Мокер учил:

- В газете есть три источника дохода. Подписка, розница и объявления. Подписка - это миф. Это деньги, которые мы, в сущности, занимаем у читателя.

Розница дает гроши - тридцать пять центов с экземпляра.

Чистые деньги приносят только рекламные объявления. На этом держатся все западные газеты.

Но получить рекламу довольно трудно. Американцев русский еженедельник не интересует. А наши деятели целиком зависят от Боголюбова. Он дает им скидку, лишь бы не рекламировались в "Зеркале".

Боголюбов говорит им: "С кем вы имеете дело? С агентами Кремля?!.. "

Мокер не фантазировал. К сожалению, так оно и было. Кроме всего прочего, редактор "Слова и дела"

звонил нашим авторам. Угрожал, что перестанет рекламировать их книги. При этом клялся, что скоро увеличит гонорары.

Многие были вынуждены подчиниться. Боялись испортить отношения с влиятельной ежедневной газетой.

Боголюбов говорил о нас:

- Диссидентов мы тут не потерпим!

(Спрашивается, почему же их должен был терпеть Андропов в Москве?.. )

И все-таки популярность нашей газеты росла. Мы побуждали читателей к спорам. Касались запрещенных тем. Например, позволяли себе критиковать Америку.

Поклонников у нас становилось все больше. Но и количество противников росло.

Помню, мы опубликовали в "Зеркале" рецензию на книгу Солженицына. И были в ней помимо дифирамбов мягкие критические замечания.

Боже, какой начался шум!

- Кто смел замахнуться на пророка?! Его особа священна! Его идеи вне критики!..

Десятилетия эти болваны молились Ленину. А теперь готовы крушить монументы, ими самими воздвигнутые.

Казалось бы, свобода мнений - великое завоевание демократии. Да здравствует свобода мнений!.. С легкой оговоркой - для тех, чье мнение я разделяю.

А как быть с теми, чьего мнения я не разделяю?

Их-то куда? В тюрьму? На галеры?..

Люди уехали, чтобы реализовать свои законные права. Право на творчество. Право на материальный достаток. И в том числе - священное право быть неправым. Право на заблуждение!

Дома тех, кто был не прав, убивали. Ссылали в лагеря. Выгоняли с работы. Но сейчас-то мы в Америке. Кругом свобода, а мы за решеткой. За решеткой своей отвратительной нетерпимости...

Четыре телефона было в нашей редакции. И все они звонили беспрерывно. Иногда мы выслушивали комплименты. Гораздо чаще - обвинения и жалобы.