Корней Чуковский - Воспоминания о Корнее Чуковском

Эти слова оказали какое-то исключительное воздействие на несчастного Чуковского, спасавшегося от тюремной камеры. Дело кончилось его бегством в Меддум.

Я нарочно привела вкратце своими словами, а не цитатой из Чуковского, ту часть его статьи 1, которая касается встречи с моими родными и далеко не всем понятного слова "Меддум".

1 См. Корней Чуковский. "Сигнал". Собрание сочинений, т. 2, стр. 726.

Без этого нельзя дальше продолжать воспоминаний о Переделкине.

Чуковский жил в Меддуме два раза: в 1905 году, когда спасался от преследования судебного следователя Обуха-Вощатынского, и в 1906 году, когда, оправданный по суду благодаря блестящей защите адвоката О. О. Грузенберга, спокойно, уже под своим именем, поехал туда с женой.

По просьбе Чуковского я, когда вернулась из Переделкина в Саратов, записала и отослала ему свои меддумские впечатления.

После этого разговора прошло несколько дней. И вот Корней Иванович приглашает к себе - слушать его чтение о журнале "Сигнал".

Часов в шесть вечера 7 августа 1958 года мы собрались на стеклянной веранде: профессор Павел Наумович Берков, Макс Поляновский с женой, Елизавета Николаевна Кольцова и другие.

Все слушали с большим интересом.

В те дни я почувствовала, что Меддум связал нас крепкой нитью.

Однажды Корней Иванович с большим чувством рассказал нам писательницам, собравшимся на веранде, о процессе Н. Г. Чернышевского. Этот эпизод биографии Николая Гавриловича, превратившийся в настоящую шекспировскую драму с подлогами, ложными доносами и прочими действиями провокатора Костомарова, больше всего занимал воображение Чуковского, и я не раз слышала его взволнованные рассказы об этом. Но в тот день, о котором я говорю, мне особенно бросилась в глаза манера повествования Корнея Ивановича. Он временами останавливался и полувопросительно глядел на меня, как бы ожидая подтверждения или реплики вообще. И я дополняла короткими словечками его рассказ. На прощанье Корней Иванович заметил:

- Да, надо нам с Ниной Михайловной устроить вечер Чернышевского.

Но как-то так получилось, что такой вечер не состоялся. Думаю, что главной причиной было то, что я вечно спешила домой, в Саратов.

К процессу Чернышевского Корней Иванович еще не раз возвращался. Узнав, например, что один писатель пишет сценарий о Чернышевском под названием "Роман в Петропавловской крепости", К. И. Чуковский был глубоко возмущен, когда на его вопрос о процессе Чернышевского автор сценария ответил, что ничего не знает о нем. Корней Иванович сказал нам с Н. К. Гудзием:

- Как же это так?! Писать о Чернышевском в Петропавловской крепости и не знать его процесса! Странные бывают писатели!

С большим нетерпением дожидался Корней Иванович выхода в свет книги "Дело Чернышевского", подготовлявшейся в Саратове. "Уже в книге Лемке, писал он в октябре 1966 года, - это "Дело" произвело ошеломляющее впечатление; но Лемке многого не знал, а кое-чего и сам недопонял. Дать научно проверенные, щепетильно точные документы, относящиеся к этому Делу, давно уж назрела потребность".

Интересовала Корнея Ивановича и самая личность предателя Костомарова, ему захотелось проверить его деятельность как поэта. "Знаете ли Вы, сообщал он в том же письме, - что Всеволод Костомаров был гнусным переводчиком? Я сравнивал с подлинниками те переводы из Бёрнса и Лонгфелло, которые даны им в "Современнике". Они так же лживы, как и он сам".

Много труда вложил К. И. Чуковский в изучение стихотворения Некрасова "Не говори: забыл он осторожность", посвященного Чернышевскому. Это началось с 1914 года, когда Корней Иванович прислал В. Е. Чешихину-Ветринскому рукопись стихотворения со своими комментариями 1. Об этом же стихотворении К. И. писал мне в письме от 25 декабря 1966 г.: "Статья Гаркави превосходна. Он установил раз навсегда, что стихотворению "Не говори" нужно придать редакционное заглавие: (Н. Г. Чернышевский) и что датировать его нужно 1874 годом" 2.

1 См. В. Е. Чeшихин-Вeтринский. Н. Г. Чернышевский. Пг., изд. "Колос", 1923, стр. 203-204.

2 Речь идет о статье А. М. Гаркави "К спорам о стихотворении Некрасова "Н. Г. Чернышевский" в сб. "Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы", т. IV. Под ред. проф. Е. И. Покусаева. Изд. Саратовского университета, 1965, стр. 104-117.

Однажды Корней Иванович сказал мне:

- Я хотел бы послушать ваши воспоминания о писателях, вами виденных и слышанных.

"Вы хорошо делаете, что начинаете писать Ваши мемуары в чудесном возрасте - 62 года, в возрасте, специально предназначенном для этой работы, - заметил Корней Иванович в одном из своих писем 1959 г., - в 77 мучительно чувствуешь: поздно!"

Но одновременно с этой работой я должна была выполнить еще одну повесть о Чернышевском для массового читателя. Опять поездка в Переделкино. Опять встреча с Корнеем Ивановичем.

Наиболее трудной задачей для меня было написать о бабушке, Ольге Сократовне.

В последних числах июля 1968 года состоялся наш разговор с Корнеем Ивановичем о моей рукописи: стоит ли ее продолжать?

- Даже не видя ее, но зная вас, скажу: стоит, - отвечал он.

- Я хочу, с одной стороны, снять с Ольги Сократовны печать подпольщицы и, с другой, освободить ее образ от пошлости.

- Вы уже и раньше сделали это - в вашей "Летописи".

Сейчас книжка моя вышла четвертым изданием, в нее внесены дополнения. Но разговор о ней с Корнеем Ивановичем никогда не изгладится из моей памяти. В Переделкине, на улице Серафимовича, у старой сосны, остались жить старинные образы моих предков и светлые мысли о Корнее Ивановиче.

1970-1973

Эр. Ханпира

один год из восьми

Я познакомился с Корнеем Ивановичем благодаря поэту, которого он преданно любил и памяти о котором он рыцарственно служил всю свою долгую жизнь в литературе.

Однажды в августе 1960 года я услышал, как по радио артист читал стихотворение Некрасова "Поэт и гражданин":

...Иди в огонь за честь отчизны,

За убежденье, за любовь...

Иди и гибни безупречно.

Умрешь не даром: дело прочно,

Когда под ним струится кровь...

Артист прочел - безупрёчно. Это заинтересовало меня. До той поры такого произношения этого слова я не слыхал.

Я начал размышлять над историей безупрёчно. По закону русской фонетики здесь должно было бы звучать "э", а не "о" (то есть на письме тут ожидается "e", a не "ё").

Я написал небольшую статью, где говорил, что некрасовская рифма свидетельствует: надо произносить безупрёчно. "Некрасов иногда писал белым стихом, но если уж стих был не белым, то у Некрасова не найдем случаев несовпадения ударных гласных в рифмующихся словах", - обосновывал я этот вывод и заканчивал статью так: "Почему же поэт остановился на этом варианте произношения? Мне кажется, что этот вариант помогает читателю точнее понять тот смысл слова, который имел в виду автор. Ведь нельзя же разуметь под безупречно в некрасовском контексте "отлично, похвально, превосходно"? Некрасовское безупрёчно - это и "не заслуживая упрека", и "не посылая упрека" 1.