Корней Чуковский - Воспоминания о Корнее Чуковском

Я решил узнать, так ли это. Подобрал еще несколько примеров и написал Корнею Ивановичу письмо; 20 или 21 марта пришел ответ.

"Дорогой Эрик Иосифович!

Спасибо за дружеское письмо. Конечно, мне и в голову не приходило порицать то, что Вы говорите об ошибках газетной прозы. Здесь Вы в своей стихии, и каждый пример свидетельствует о Вашей лингвистической зоркости. Вы необыкновенно чувствительны ко всякому словесному ляпсусу. Но когда Вы говорите о стихах, Вы не учитываете особых привилегий поэтов - отклоняться от синтаксических норм. Здесь я иногда не согласен с Вами. Так и поняла мое выступление аудитория Дома литераторов. Думаю, что Ваш однокашник единственный, кто придал моим словам такое неверное толкование.

"Ищут намертво пули" вовсе не описка, не неряшество, а нарочитый сдвиг, и, мне кажется, Ваш протест против подобных оборотов только ослабляет Ваши позиции, которые я считаю очень сильными..."

В годы, прошедшие с той поры, я много занимался окказиональными словами (тем, что в школе и в литературоведении называют неологизмами), а также другими видами окказионализмов (в том числе смысловыми). И я понял: по существу Корней Иванович был прав.

В мае 1961 года я неожиданно получил бандеролью новое, пятнадцатое издание "От двух до пяти" с дарственной надписью. В июне или июле вышел номер "Нового мира", в котором был напечатан отрывок из книги Корнея Ивановича о языке. Я откликнулся письмом, где между прочим оспаривал квалификацию Корнеем Ивановичем выражений "милостивый государь", "Ваш покорный слуга" и подобных как унизительных. Я ссылался на то, что они были в свое время просто нормой языкового этикета, и приводил примеры.

Передо мной ответ Корнея Ивановича:

"14 июля 1961

Милостивый Государь

достолюбезный, почтеннейший

и проч.

и проч.

и проч.

А в общем

Дорогой Эрик Иосифович!

Спасибо и за хвалу и за брань.

Вторая мне весьма пригодилась. Пожалуйста, не забывайте меня и впредь. Если какая из Ваших работ вышла в свет, пришлите, пожалуйста. Сделайте меня абонентом своих сочинений. В защиту своей статейки скажу, что в натуральном виде она имеет 89 стр. (на машинке), а в печать попало 63.

Ваш удар по пуристам использован в следующей порции книги.

Сердечно благодарный Корней Чуковский,

Ваш, покорный слуга".

В конце августа я отправил Корнею Ивановичу свою рецензию на первое издание книги Л. Борового "Путь слова". 8 или 9 сентября получил письмо от него (против обыкновения, конверт был надписан не его рукой).

"Дорогой Ханпира!

Спасибо за рецензию. Она превосходна. У Вас острый глаз и железная логика. Очень бы мне хотелось, чтобы Вы прочитали мою книжку о языке, прежде чем она появится в печати. Там есть целая главка, порожденная Вашей статьей о горе-пуристах. Рукопись находится уже в типографии. Когда получится корректура, разрешите послать ее Вам. Издательство Вам уплатит гонорарий. Пишу карандашом, так как болен: лежу в постели.

Затевается (по секрету) некий журнальчик о языке. Я назвал Вас как одного из самых желанных сотрудников.

Сердечный привет!

К. Чуковский.

1 сент. 1961"

Корней Иванович не забыл про мое желание получить постоянную работу. Я поблагодарил его и рассказал, что собираюсь в двухгодичную аспирантуру Института русского языка АН СССР (куда принимали тех, кто имел печатные работы и сданные экзамены кандидатского минимума). В конце сентября после собеседования (которое заменяло поступающим в двухгодичную аспирантуру приемный экзамен) я известил Корнея Ивановича, что, видимо, принят и что по окончании буду оставлен в Институте.

6 или 7 октября пришло шутливое поздравление:

"Дорогой Ханпира!

Конечно, я не сомневался, что Вы будете приняты. Будь моя воля, я сразу дал бы Вам звание академика - или хотя бы члена-корреспондента.

Приветствую Вас от души - и поздравляю! (Поздравляю не Вас, а то учреждение, где Вы будете работать.)

Книжка моя набирается. Чуть получу корректуру, сейчас же попрошу Вас просмотреть ее. Уверен, что это принесет ей великую пользу".

28 или 29 октября пришла открытка.

"Милый Эрик Иосифович!

Получена корректура моей книжки о языке. Не приедете ли Вы в воскресенье или в понедельник после часу просмотреть этот шаткий опус?

Ваш К. Чуковский".

Это была моя вторая поездка к Корнею Ивановичу.

Клара, узнав, что я еще не обедал, усадила меня за стол.

Мы поговорили о заканчивавшемся как раз в этот день XXII съезде партии. Корней Иванович вспомнил о грузинских поэтах - Тициане Табидзе и Паоло Яшвили, с которыми он был хорошо знаком. Чувствовалось, однако, что Корнею Ивановичу не терпится подняться наверх - к корректуре.

- Что вам еще должны принести? Кофе? - спросил он, когда Клара вышла.

- Кажется.

- Не будем ждать. Пойдемте.

Мы поднялись в кабинет. Конечно, за несколько часов нельзя было бы успеть внимательно прочесть всю верстку. Договорились, что я возьму ее с собой и быстро напишу постраничные замечания. Мы бегло обсудили несколько вопросов, затронутых в книге, и среди них факты "нелогичности" в языке, которые позже в одной из статей я назвал мнимыми алогизмами.

Корней Иванович спросил, не возьмусь ли я внимательно познакомиться с лингвистической стороной последнего, пятнадцатого издания "От двух до пяти".

Спустя три дня я через Клару вернул верстку, приложив свои постраничные замечания, которые были фактически внутренней рецензией о книге.

12 или 13 ноября получил открытку:

"Милый Э. И. Спасибо за рецензию. Она помогла мне очень. Вообще я так переделал всю книжку, что, очевидно, потребуется новый набор.

А уж как я обрадовался, когда узнал, что Вы взяли под свое крыло мою книжку "От двух до пяти".

Буду Вам от души благодарен, если Вы сообщите мне свои замечания о ней. Я готовлю 16-е издание исподволь. Сдам книжку только в декабре.

Всего доброго!

Ваш К. Чуковский".

В декабре шофер Корнея Ивановича Геннадий Матвеевич привез записку:

"Дорогой Ханпира.

Будьте милостивы, дайте на 2-3 дня те журналы (лингвистические), о которых Вы говорили в последнем письме.

Ваш К. Ч."

Среди журналов, переданных через Геннадия Матвеевича, были "Вопросы языкознания" (1961, № 4) со статьей академика В. В. Виноградова.

Передо мной длинный конверт с подтертой ластиком надписью по-английски: "Мистеру Корнею Чуковскому". По стертому рукой Корнея Ивановича выведено: "Эрику Иосифовичу". Письмо привез Геннадий Матвеевич, когда возвращал журналы, то есть оно декабрьское.

"Дорогой Эрик Иосифович!

Спасибо за журналы. В них очень много интересного. Очень понравилась мне статья В. В. Виноградова. Что бы ни говорили, он все же великий лингвист.

Как я благодарен Вам за Ваши marginalia к книжке "От двух до пяти". Очень многие мне пригодились, а обо многих хотелось бы поговорить из уст в уста. Вообще я внес в новое издание книги около ста исправлений. Хотелось бы сделать ее возможно лучше, раз она расходится таким большим тиражом. Я готов переписать ее всю - от первой строки до последней, - лишь бы только она принесла максимум пользы..."