Николай Лейкин - В ожидании наследства. Страница из жизни Кости Бережкова

Костя снял с себя пальто и передал его кухарке.

– А вы тут что стучите? – спросил он Настасью Ильинишну.

– Льняное семя толку, хочу льняное молоко сделать и Евграфа Митрича попоить.

– Доктор велел, что ли?

– Что доктора! Доктора ничего не понимают. Они вон лечат-лечат его и все вылечить не могут. Мелочной лавочник посоветовал. «У моей, – говорит, – у старухи точно так же подступало вот к этому месту, так я ее льняным молоком – и в лучшем виде отлегло».

– Смотрите, не напортите, чем ни попадя пичкавши-то… Уж вы рады…

Костя вошел в комнаты. Подойдя в гостиной к зеркалу, он поправил волосы, сделал солидное, деловое лицо и направился в спальную старика. В спальной пахло уксусом, лекарствами. Евграф Дмитриевич сидел в кресле с закутанными ногами и с головой, обвязанной полотенцем.

– Что с вами, дяденька? Господи боже мой! Утром все так было хорошо и вдруг… – начал Костя.

– Где это тебя нелегкая носит? – слабым голосом проговорил старик. – Ты совсем в лавке не сидишь… Я тут чуть не умер. Посылаю за тобой в лавку, и тебя нет. Ждут, ждут – все нет.

– Да ведь по делам, дяденька… Сегодня по казенным поставкам, в казенные места… Сами знаете…

– Ну, что ты врешь! У нас всего только и есть две казенные поставки по жестяной части, а ты ведь целый день… Ну, где ты пропадал до сих пор? Теперь уж семь часов вечера, а в казенных местах и присутствие-то только до четырех…

– Кое с кем в трактир зашел. Знаете, крапивное семя… Без угощения ни на шаг.

– Опять в трактир?

– Да ведь пристают, дяденька. «Угости да угости». С ножом к горлу пристают. А насчет меня самого – вы, дяденька, не сомневайтесь. Сами видите, что я свеж, как голубица, и совсем в порядке. Вот вы сегодня денег-то мне дали – десятки уж и нет.

– Не понимаю, какое тут угощение, коли поставка уж принята.

– Старшие приняли, а мелочь разная обижается и хает товар. «Нас, – говорят, – не потчевали, подождем следующей приемки, да и нагадим». Так прямо в глаза и говорят. Ведь у нас, дяденька, еще две поставки на носу.

– Ох, Костя, Костя! – вздохнул старик. – Ежели ты путаешь меня, то ведь себя путаешь. Ты это заруби себе на носу. Ведь твое все будет после моей смерти.

Старику было трудно говорить. Он умолк и тяжело дышал. Костя стоял, переминался с ноги на ногу и соображал:

«Как тут урвешься сегодня вечером в „Увеселительный зал“ к Надежде Ларионовне? – думал он. – Никак не урваться… А надо во что бы то ни стало быть там и поднести ей ротонду. В баню разве отпроситься, а взаместо бани-то?..»

Старик пошамкал губами и сказал:

– Слушай… Ты где тут? Завет тебе даю. Ты после моей смерти Настасью не обижай. И Таису не обижай… Зачем? Она все-таки…

– Слушаю-с, дяденька. Зачем же я буду ее обижать? А только ведь она сама с ненавистью да язвительностью на меня лезет. Вот хоть бы сейчас… – отвечал Костя.

– Молчи. Довольно. Она все-таки меня любит и раба верная.

– Вы только не пейте, дяденька, то пойло, которое она вам теперь приготовляет.

– Отчего? Льняное молоко хорошо. Я сам слышал, что хорошо.

– Зачем же без доктора? Пусть доктор пропишет. А то вдруг какой-то мелочной лавочник посоветовал!

– Я и сам знаю, что хорошо. Не перечь мне… И так уж тошно.

Опять пауза.

«В баню, в баню надо проситься – иначе не урвешься к Надежде Ларионовне, – мелькало в голове у Кости. – Но ведь в баню на какой-нибудь час уйти можно, много на два, а что я поделаю в такое короткое время? Ну, да уж только бы урваться! Хоть только полчасика около нее побыть».

– Вам, дяденька, все-таки теперь лучше? – робко начал он.

– Какое лучше! Видишь, еле дышу, – отвечал старик. – Сегодня уж я жареных тараканов ел. Три штуки съел. Настасья их мне поджарила, истолкла и вместе с кофеем…

– Доктор прописал?

– Не стану я больше докторов слушать. Я говорил докторам, что хочу тараканов попробовать, а они: «Ничего этого не надо. Вот вам микстура…» А с микстуры-то ихней мне хуже и сделалось. Нет, я теперь простыми средствами… Простые средства лучше.

– Смотрите, не растравите себя.

– Ну вот… Люди не растравливают и даже вылечиваются, а я вдруг растравлю! Вот сейчас Настасья истолчет мне льняного семени, и я попью льняного молока.

– Теперь-то уж вас все-таки меньше душит?

– Меньше. А давеча было ужас как… Вот подкатило, подкатило под сердце… чувствую, что помираю – и уж что дальше было, не помню. Привели тут какого-то ледащего докторка – он мне компрессы, спирт. Вот с компрессов и со спирту помогло. Спирт его буду нюхать, со спирту мне хорошо.

– Не прикажите ли сейчас съездить за вашим доктором?

– Зачем? Утром он был, прописал микстуру… Принял я его микстуру, с ней-то мне после обеда хуже и сделалось. – Все-таки надо бы дать знать ему, что вот так и так… Прикажете, так я съезжу? – еще раз предложил Костя.

Он горел нетерпением уйти из дома, но не знал как.

– Прикажете, дяденька?

– Да нет же, нет. Говорю, что нет. Ну чего ты меня раздражаешь!

– Нет, я, собственно, к тому, что мне сейчас придется ехать лавку запирать, так заодно уж.

– И без тебя запрутся. Оставайся дома.

– Нельзя, дяденька, я ничего не сказал. Меня там будут ждать.

– Пошли кухарку сказать в лавку, чтобы запирались.

– Мне, дяденька, десять рублей надо там в книгу записать, которые я проугощал разной мелкой братии по поставке.

– Завтра запишешь.

– Опять же получить эти деньги из кассы, потому что я на свои угощал и теперь как есть без гроша.

– Зачем тебе сегодня деньги?

– Сапожник хотел вечером прийти и калоши принести, так надо за калоши ему отдать.

– Придет, так я отдам за твои калоши.

Костя изнывал. Он походил по комнате, взболтнул банку с микстурою, стоявшую на столике, и посмотрел ее на свет. – Мне, дяденька, нельзя совсем без денег быть, а я без гроша. Мне самому сегодня нездоровится, смерть как поясница болит. Должно быть, простудился…

– Оттого, что по ночам не ведь где шляешься, – отвечал старик.

– Господи боже мой! В конкурсном заседании был, двадцать человек меня видели, а вы – «не ведь где»! Спросите у людей. Нет, просто я в лавке простудился. У нас ужасти как дует от окна в верхней лавке, а я всю свою бухгалтерию около окна в верхней лавке веду. Хочу вот намазаться сегодня бобковой мазью да пропотеть. А то вы больны, да я еще болен.

– Ну, что ж, намажься.

– Верите ли, дяденька, даже на бобковую мазь денег нет.

– Вон мелочь лежит – возьми.

– Зачем же я ваши буду брать, если могу из своих? Мне стоит только в лавке из кассы десять рублей получить…

– На тебе твои десять рублей. Получи и подавись ими!

Старик полез в карман халата и вынул пачку бумажек.

– Зачем же я буду из ваших карманных получать, коли угощение по поставке торговый расчет. Надо из лавочной кассы… А то потом запишу я по бухгалтерии – и у нас кассовая книга не сойдется.