Хедвиг Шоберт - Найти самого себя. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

Виктор стоял напротив девушки, их глаза все еще были устремлены друг на друга; ее глаза выражали восхищение и уважение, его глаза светились от счастья. Он порывисто протянул к ней руки.

– Вы рады за меня, Марта, Вы действительно рады?

– Да, действительно рада, – быстро ответила она и откинула непослушную прядь волос за ухо, – хотя признаюсь, я никогда не ожидала от Вас этого.

Виктор громко рассмеялся.

– Я сам этого не ожидал, – честно признался он.

– Настоящий талант не должен сомневаться в себе, – вмешался Грегор, – а что касается Вaс, Марта, – то это обычное дело, когда подлинное значение гения не могут увидеть те, кто готовят для него чай и намазывают бутерброды. Увы, так устроен мир!

– О, небо! Ужин! – вскрикнула девушка. Она поспешно вскочила и выбежала за дверь.

– Ты заметил, как похорошела Марта, – спросил Виктор, прислонившись спиной к столу и следя глазами за Грегором, продолжающим ходить по комнате.

– Если ты хотел этим замечанием выразить ей свою признательность за ее восторг, то, к сожалению, она этого не услышала, – сказал Грегор с мрачной улыбкой.

– Нет, я не думал об этом. Я просто сказал то, что видел, – сердито отозвался Виктор. – Кстати, мне было приятно видеть ее участие.

– Ее восторг был бы намного больше, если бы речь шла о новой шляпке или о новой мебели! Ты не находишь?

Альтен покачал головой:

– Оставь женщин в покое! И прежде всего, нашу маленькую Марту, старый скептик!

– Маленькую Марту, – улыбнулся Грегор.– Разве ты не видишь, что она почти доросла до твоего подбородка? И платье, которое она все еще носит, едва ли способно скрыть это? Неужели ты слепой?

– Возможно, ты прав, – сказал Виктор задумчиво. – Ты ведь знаешь, что в последнее время всем моим существом я был во власти моих фантазий!

– Пока ты сам почти не стал существом из придуманного мира! Вернись на землю! Настоящую женщину можно чаще найти здесь рядом, а не там, в твоих мечтах.

Виктор неуверенным жестом провел рукой по своим волосам.

– Ты снова пытаешься сделать из меня того, кого ты называешь «благоразумным»! Брось свои старания, Хьюго, они того не стоят! Я верю в добро. Человек по своей природе добр; доброе слово может сделать больше, чем жесткость и строгость.

– Мечтатель! – усмехнулся Грегор, поглаживая свою лысую голову. – Посмотри на меня! Когда-то я думал так же как и ты, но жизнь научила меня думать по-другому. Помимо нашей воли мы обречены на жалкое существование, и единственная милость, которая нам дана – это возможность по горло насытиться фарсом.

– Жизнь прекрасна!

Виктор вскинул обе руки вверх. Его сердце было переполнено счастьем! Куда бы он ни смотрел, счастье, казалось, манило его, невероятное, непонятное счастье.

– Грегор! Я не хочу пропустить ни дня, ни часа, которые уготованы мне на Земле.

– Дай тебе Бог, чтобы ты так думал всегда! Но спроси об этом как-нибудь фрау фон Нордхайм. Кстати, надо узнать, как у нее дела. Мы поговорим с тобой после, – сказал Грегор Виктору, похлопав его по плечу.

С этими словами он оставил Виктора и направился к комнате, которую занимала их хозяйка фрау фон Нордхайм.

– Как дела, фрау фон Нордхайм? – спросил он, постучав в дверь.

– Какие могут быть у меня дела! Составьте компанию слепой старухе, – послышалось из-за двери. – День такой длинный, дорогой Грегор.

Грегор вошел.

– Надеюсь, моя просьба не показалась Вам неуместной, – сказала фрау фон Нордхайм. На ее старом морщинистом лице, казалось, навечно застыла печаль Ниобы. – Вы так громко спорили со своим другом.

Грегор пожал плечами.

– Старая песня! Виктор видит в этой жизни только самое высокое, самое совершенное и не успокоится до тех пор, пока не разобьет себе голову. Кстати, сегодня его посетил первый успех, он великий талант! – И Грегор подробно рассказал о случившемся.

Его резкий голос, не способный к модуляции, звучал так радостно и нежно, в нем было столько гордости за его молодого друга, что легкая улыбка промелькнула на благородном лице старой женщины.

– Однако, было бы лучше, если бы его раскритиковали, – заключил он. – Я уверяю Вас, что для такого человека, как он – молодого, неопытного, воодушевленного, полного живого воображения – слишком восторженные отзывы могут быть очень опасны.

Фрау фон Нордхайм снова улыбнулась.

– Как часто Вы упрекали меня в том, что я то же самое думаю о Марте!

– Это совсем другое, – возразил Грегор, – Марта – девушка…

– Тем хуже!

– Хм, я не задумывался на этим! – сказал Грегор и провел рукой по своим седым прядям волос. – Возможно, Вы правы! Я заметил, что Марта стала очень красивой.

– К моему сожалению, Грегор! Если бы не ее красота и не то обстоятельство, что она во всем точная копия своей матери – я бы спокойно закрыла глаза. Но сейчас я со страхом думаю о том часе, когда меня не станет, – сказала с горечью фрау фон Нордхайм.

Грегор постукивал пальцами по своему колену, внимательно глядя на освещенную лампой старушку; она казалась ему совсем дряхлой. Внезапно его охватило беспокойство. Что будет с ними со всеми, если она умрет? С Мартой, а также с его спокойным, размеренным образом жизни, к которому он так привык?

– Вам нельзя умирать, – сказал он коротко и резко. Как могла эта мысль прийти в голову старой слепой баронессе, которая была наполовину парализована с тех пор, как он ее знал и никогда ни словом не упоминала о смерти? Почему вдруг сейчас она заговорила об этом? – Вы еще необходимы здесь, на земле!

– Мы над этим не властны, дорогой друг, – сказала она и взяла его за руку. – Мы никогда здесь не нужны! Мы совсем ни на что не способны, и можем только терпеливо настойчиво ждать, пока наши силы не иссякнут. И если бы я увидела, что Марта стоит на краю пропасти, как Вы думаете, смогла бы я хоть что-то сделать, чтобы уберечь ее, даже если бы я собрала все свои силы? Кровь ее матери сильнее, чем я.

– Кровь ее матери? – переспросил Грегор в растерянности.

– Ее мать была актриса, – сказала баронесса после некоторого колебания, – и если я хочу поговорить с вами сегодня о моих опасениях, Грегор, Вы не подумайте, что это сплетни. Это от осознания того, что мне осталось не так много времени, чтобы говорить. Нам всем суждено умереть!

– Я слушаю Вас, – сказал Грегор почтительно.

– Она играла в театре, – глубоко вздохнув, старушка начала свой рассказ в медленной старомодной манере, которая ей была присуща, делая многочисленные паузы и выделяя каждое слово. – Она была красива! … Очень красива… Мой сын считал ее небыконовенно талантливой и называл меня «предвзятой», потому что я сомневалась в ее таланте… Эберхард любил ее… больше, чем меня, гораздо больше! … Это была слепая страсть, которая полностью взяла верх над ним! … Но ее кровь была порочной; эта женщина оскверняла наше старое благородное имя… благородное на протяжении веков… ежедневно… ежечасно… но мой сын этого не замечал! … Кто, кроме меня, мог открыть ему на это глаза? … Однако, Эберхард не внял моему предостережению, и в ответ они оба тайно бежали! … Вы только подумайте, Грегор, – он оставил свою мать, которая заботилась о нем, отказавшись от собственного счастья, – тайно… ради этой шлюхи! … Oни забрали с собой оставшуюся часть моего маленького состояния и оставили мне своего ребенка – Марту.