Жозе де Аленкар - Сеньора

– Сеньор, с которым я имею честь говорить – Фернандо Родригес де Сейшас?

Наш журналист сразу же встал и быстрым движением поправил полы халата. Лицо Сейшаса приобрело приветливое выражение, говорившее о свойственных ему благородстве и тактичности.

– Будьте любезны садиться, – сказал он, указывая Лемосу на диван. – Прошу прощения за беспорядок, я вернулся совсем недавно.

– Знаю, знаю. Ваш корабль пришел вчера, не так ли?

Сейшас кивнул в ответ и спросил:

– Кого я имею честь принимать в своем доме?

Лемос достал из кармана рекомендательное письмо и передал его молодому человеку, остановив на его лице свой проницательный взгляд.

– Господин, соблаговоливший мне вас представить, достоин глубокого уважения. Пользуясь случаем, я выражаю ему свое почтение. Я весь к вашим услугам, сеньор Рамос.

Старик, рассыпаясь в любезностях, уточнил, что его фамилия не Рамос, а Лемос, однако говорил он так быстро и так сильно кашлял, что Сейшас не разобрал его слов. Всему этому было объяснение. Когда Лемос подъезжал к своему дому, располагавшемуся на улице Сан-Жозе, у него появился план, о чем свидетельствуют следующие его мысли:

«Что сделано, то сделано. И не рассчитывай, Лемос, что ты обведешь Аурелию вокруг пальца. Несдобровать тебе, если попытаешься ее обхитрить. Выходит, такому проныре, как ты, ничего не остается, кроме как выполнить ее просьбу, конечно не без выгоды для себя».

Выпрыгнув из тильбюри 27 27 Тильбюри (от англ. tilburу – по фамилии изобретателя) – легкий двухколесный одноконный экипаж. , старик Лемос ненадолго зашел в свой дом, откуда забрал очки с зелеными стеклами, которые когда-то носил, чтобы защитить глаза от офтальмии. Он сделал кучеру знак сопровождать его и свернул на улицу Китанда. Проследовав по этой улице, они зашли к одному влиятельному господину, с которым Лемос водил дружбу.

– Ваша честь, напишите-ка мне рекомендательное письмо к Сейшасу.

Господин, к которому были обращены эти слова, напряг память.

– Сейшас… Не знаю такого!

– Как же так? Подумайте хорошенько! Давайте-ка напишем вместе. Для сеньора Антонио Жуакима Рамоса.

Именно это письмо опекун Аурелии передал Сейшасу, к которому пришел, маскируясь при помощи очков и чужой фамилии. Хотя, даже если бы Сейшас узнал его, Лемос все равно сумел бы выйти из трудного положения.

– Прошу простить меня за то, что наношу вам визит на следующий день после вашего возвращения, но дело, которое привело меня к вам, не терпит отлагательств.

– Я весь внимание.

– Мне нужно предупредить вас, что это дело важное и что оно требует осторожности и деликатности.

– Я понимаю.

Лемос с присущей ему расторопностью тотчас опустился на стул и продолжил:

– Речь идет об одной девушке, достаточно богатой и привлекательной, которую ее родители хотят как можно скорее выдать замуж. Опасаясь, что ее соблазнит какой-нибудь франт, один из тех, что вынюхивают, у кого приданое побольше, они хотели бы найти для нее достойного жениха. Это должен быть молодой человек серьезный, имеющий хорошее положение в обществе, но необязательно богатый, поскольку, как известно, люди, знакомые с нуждой, лучше знают цену деньгам и понимают, что их нужно беречь, а не бросать на ветер, как это делают сыновья богачей.

Лемос остановил взгляд своих живых блестящих глазок на лице Сейшаса.

– Поскольку эта семья удостоила меня своей дружбы, выбор подходящего жениха был доверен мне. Мое присутствие здесь означает, что наконец поиски мои увенчались успехом: жених найден – и это вы.

– Ваш выбор мог бы польстить моему самолюбию, сеньор Рамос, но я не могу дать своего согласия…

– Позвольте. В делах я придерживаюсь своих правил. Сначала я полностью озвучиваю условия, включая права и обязанности сторон, а также называю окончательную цену; я не привык торговаться. Мой собеседник обдумывает предложение, и, если его все устраивает, мы бьем по рукам.

– Так, значит, речь идет о настоящей сделке! – заметил Фернандо с легкой иронией.

– Вы абсолютно правы! – ответил старик Лемос. – Однако я еще не назвал всех условий. Поскольку девушка достаточно богата, ее приданое составляет сто конто чистыми деньгами.

Сейшас промолчал.

– Теперь прошу вас сообщить, каково ваше решение.

– Его нет.

– Как же так? Вы и не соглашаетесь, и не отказываетесь?

– Прошу простить меня за прямолинейность, сеньор Рамос, но я нахожу ваше предложение несерьезным, – сказал юноша крайне учтивым тоном.

– Почему же?

– Прежде всего, должен признаться, что я помолвлен. Официально о помолвке еще не было объявлено, но все же я не могу нарушить некоторых договоренностей и свободно распоряжаться своим будущим.

– От договоренностей можно отказаться в любой момент.

– Вы правы, иногда обстоятельства вынуждают нас отказаться от взятых на себя обязательств. Однако для честного человека стремление получить личную выгоду в число таких обстоятельств не входит. Тот, кто руководствуется корыстью, не меняет намерений, но заключает и расторгает сделки.

– А разве вся наша жизнь – это не череда сделок между человеком и обществом?

– Я смотрю на жизнь под другим углом. Я понимаю, что человек может пожертвовать собой, преследуя благородную цель, такую, как счастье близких или любимой женщины. Если же человек жертвует собой ради денег, это вовсе не жертва, это торг.

Будучи знатоком материалистической диалектики, Лемос прибегнул ко всевозможным доводам этого учения, чтобы переубедить Сейшаса. Однако его слова не оказали должного воздействия на юношу, который, внимательно выслушав собеседника, остался при своем.

– Что же, – заключил старик Лемос, – в нашем деле спешка ни к чему. Вам необходимо время, чтобы все обдумать, и, если вы все-таки примете мое предложение, на что я очень надеюсь, прошу вас уведомить меня об этом. Я оставлю вам свой адрес…

– Благодарю, не стоит, – ответил Сейшас.

– И все же. На всякий случай…

Старик Лемос карандашом написал название улицы и номер дома на листке, вырванном из записной книжки, и оставил его на столе.

По прошествии получаса Сейшас уже спускался по Судейской улице к отелю «Европа», где около полудня собирался пообедать, как подобает настоящему фидалго.

По пути ему встречались приятели и знакомые, которые расспрашивали его о том, как прошла поездка, и делились с ним столичными новостями. От них он узнал, что Аурелия Камарго впервые появилась в свете несколько месяцев назад и по-прежнему оставалась в центре внимания высшего общества Рио-де-Жанейро.

Вечером того же дня в Опере была премьера: ставили «Риголетто», пела Лагранж. После восьми месяцев, проведенных вдали от столицы, Сейшас не мог позволить себе пропустить спектакль.