Нодар Думбадзе - Я вижу солнце

...Над селом уже спускались сумерки, когда мы, продрогшие и проголодавшиеся, возвращались домой. У ворот Лукайи Поцхишвили Анатолий остановился. Дом утопал в снегу почти до самых перил балкона, на крыше снег лежал метровым слоем. Над дверью висела давешняя траурная лента. Скулившая и прыгавшая на балконе собака при нашем появлении с лаем сбежала вниз, но сразу же по живот увязла в снегу и, тявкнув ради приличия еще несколько раз, вернулась обратно.

- Зайдем! - предложил Анатолий.

- Зачем?

Анатолий молча направился к воротам, открыл калитку и вошел во двор. Я последовал за ним. Собака снова залаяла. На балкон вышел Лукайя.

- Кто там? - крикнул он, приставив к глазам ладонь козырьком. Я посмотрел на Лукайю и поразился: как быстро и беспощадно сломило горе этого сильного, кряжистого мужчину.

- Это мы, дядя Лукайя! Здравствуй! - ответил я.

- Пожалуйте в дом! Привет Сосойе и Сосоиному русскомy!

Анатолий оглядел прислоненную к дому лестницу и стал взбираться по ней.

- Сосойя, куда он лезет? - забеспокоился Лукайя. - Пригласи человека в комнату!

- Сперва сметем крышу, дядя Лукайя, - ответил я и тоже полез на лестницу.

- Зачем беспокоитесь, дети, дай бог вам здоровья! Эх, старость не радость. Да еще такая старость, как у меня.

Нет больше моих сил. А снегу-то навалило! Еще ночь, и рухнул бы дом! Дай бог вам радости и здоровья! И баба моя совсем скисла. Эй, хозяйка, принимай гостей! - Лукайя открыл дверь. Воспользовавшись этим, собака вмиг шмыгнула в комнату.

Почти час мы сметали снег с крыши. Руки у меня окоченели. Я подобрался к дымовой трубе и протянул руки к вившемуся из нее дыму. Вместе с приятным теплом я почувствовал нечто более соблазнительное.

- Анатолий! - крикнул я. - Поди сюда!

- Ничего, мне не холодно! - ответил он, продолжая лопатой сгребать снег.

- Иди, говорю, сюда!

Анатолий нехотя подошел.

- Ну?

- Смотри! - Я взял Анатолия за голову и наклонил ее к самому отверстию трубы. - Чуешь?

Из трубы несло сногсшибательным ароматом мчади и ветчины. Спустя несколько минут я, Анатолий и дядя Лукайя сидели за низким столиком у камина и уплетали дымящийся мчади и поджаренную ветчину. Жена Лукайи, тетя Варвара, сидела на тахте и молча смотрела на нас.

Дядя Лукайя разлил в стаканы водку, подал Анатолию.

- Выпей, Сосоин русский, хорошо с мороза!

- Спасибо, не хочу! - Анатолий передал стакан мне.

- Первый раз вижу солдата, не пьющего водку, - удивился Лукайя. - Неси вино, хозяйка!

Тетя Варвара вышла и вскоре вернулась с кувшином.

Лукайя разлил вино.

- Тамада из меня - никудышный, - сказал он, - не случись со мной этого несчастья, не померкни в моем доме свет и счастье, - знаешь ли, Сосойя, был мой Кукури и тамадой, и надеждой, и кормильцем в доме. А теперь... что ж, видно, такова судьба моя. Благодарю вас, дорогие мои.

Да избавит вас бог от всех бед и да будет ваша жизнь полна радостей и благополучия!

Лукайя поднес стакан ко рту, взглянул на висевший на стене портрет сына и выпил.

С портрета улыбался Кукури, улыбался так весело, гак заразительно, что, прочти я хоть сотню похоронных, поверить в его гибель было невозможно.

- Этот, да? - тихо спросил меня Анатолий. Я кивнул. Анатолий молча опорожнил свой стакан и сам налил себе.

- Пей, сынок, пей на здоровье!

- Дядя Лука, будьте здоровы, тетя Варвара, у вас хорошее русское имя, будьте здоровы! - сказал Анатолий и выпил.

- Будьте здоровы! - сказал я и тоже выпил.

Анатолий тут же наполнил стаканы.

- Погоди, сынок, - остановил его Лукайя. Он капнул из своего стакана на кусок мчади. - Обычно в моем доме первый стакан поднимается за него, - и он взглянул на портрет Кукури.

- Сынок, сынок... - простонала тетя Варвара и поспешно покинула комнату.

- Чтоб не видать в жизни света и счастья моему губителю, - продолжал Лукайя, - чтоб в доме его не переводились траур и слезы... - Из соседней комнаты донеслись глухие рыдания тети Варвары. - Чтоб плакали о нем жена и дети его... За память моего Кукури! - Лукайя выпил и посмотрел на Анатолия. Тот отвел глаза.

- Выпей, Анатолий! - попросил я.

- Будем здоровы! - Анатолий быстро опрокинул стакан.

- Не так, Анатолий, надо выпить за память Кукури! - подсказал я и наполнил его стакан.

- Нет, за его память я пить не стану! - Анатолий отодвинул стакан.

Лукайя изумленно посмотрел на меня.

- Не может больше, - постарался я сгладить неловкость.

- С чего ты взял? - Анатолий выпил, потом снова налил и выпил еще.

- Напился... Ты извини, дядя Лукайя... - Анатолий встал. - Кто я? спросил он и пошатнулся.

- Анатолий! Неудобно... Садись! - попросил я.

- Coco, скажи, кто я? - повторил он.

- Как кто? Ты - Анатолий!

- А тогда, в плантации?

- И тогда ты был Анатолием! - улыбнулся я.

- Тогда я был мертвецом. Для кого-то я и теперь мертвец, и потому пьют, наверно, за мою память. Но я не хочу быть мертвецом! Потому что я жив! Никто не хочет быть мертвецом! Дядя Лука, ты уже стар, ты должен помнить мое рождение. Расскажи, прошу тебя, как я появился на свет!.. Вспомни, пожалуйста!

- Что тебе сказать, сынок, - растерялся Лукайя, - я, конечно, старик, но... ты родился в России... Не могу я помнить...

- Родился, верно! А мой дом сожгли! Всех угнали в Германию! Мы бежали... Не было выхода... Дядя Лука, жив я или нет? - Анатолий ударил себя кулаком в грудь.

- Жив, сынок, конечно же жив! Дай бог тебе долгих лет жизни!

- А для родителей своих? Для них я покойник... Плачет по мне моя мать или нет?

- : Да уж не смеется, конечно!

- Но я ведь жив? Зачем оплакивать меня? Справка?

Да что справка! Справка - бумажка! Бумага не можег убить человека! Человек гибнет от пули. Покажи-ка мне пулю, которая убила твоего Кукури! Где она, эта пуля, дядя Лука?! Нет ее!.. А почему ты не хочешь поверить, что твой сын, так же как я, где-то там, в русском селе... Раненый... Не может быть этого? Может! Все может быть! Да ты... ты не любишь своего сына, нот что я тебе скажу, дядя Лука! - Анатолий махнул рукой.

- Садись, Анатолий! - снова попросил я.

- Сними ту черную ленту! - вдруг сказал Анатолий.

- С ума он сошел! - подскочил Лукайя.

- Сними! - повторил Анатолий. - Сними! Получил бумажку и похоронил сына? Как ты мог так легко примириться со смертью своего Кукури?! Не любишь ты его!

Справку, говоришь, получил? А я тебе дам сто справок что он жив!

- С ума он сведет меня! - проговорил дядя Лукайя, глотая слезы.

- Сто справок, слышишь, дам тебе, сто справок, что твой сын жив и невредим! И не стыдно тебе? А еще старый человек! Бумажке веришь, а мне не веришь? Сними! - Анатолий сел.

Лукайя налил еще. Рука у него дрожала, половина вина разлилась на стол.

- Сосойя, - обратился он ко мне с мольбой в голосе - скажи, что мне делать?

- Прав он, дядя Лукайя, сними!

- Опозорюсь на все село!