Нодар Думбадзе - Закон вечности

- Врешь! Что ты еще ему наговорил?

- Что, что! Сказал, что я несчастный сирота...

- Жулик ты! - рассмеялся Бачана.

- Согласен... Ну говори, как ты себя чувствуешь? Как сердце?

- Да выкарабкался как будто...

- Значит, вместе выкарабкались... Слушай, мне профессор дал сроку только три минуты... Вот тут лекарства... - Амбикадзе взял со стола сверток.

- Погоди, какие там еще лекарства! - прервал его Бачана. - Даю тебе еще три минуты из моего фонда. Рассказывай: где ты был, чем занимался, надолго ли приехал, что собираешься делать? Не нужна ли моя помощь?

- Ничего мне не нужно, кроме твоего здоровья и благополучия! Нет на свете человека, кто бы помог Вахтангу Амбокадзе...

- Ну ладно, посиди, дай посмотреть на тебя!..

- Смотри, дорогой, но если придет профессор, с ним будешь объясняться гы! - предупредил Амбокадзе Бачану.

- Ладно! - согласился он.

- Так вот... То дело ты помнишь... - Амбокадзе опять покосился на отца Иорама.

- Давай, давай, свой он! - улыбнулся Бачана.

- Да... Помнишь, значит, дело, когда на Лоткинской горе - за Тбилиси - я пробил тоннель...

Бачана кивнул.

- Где это? - спросил удивленно отец Иорам. Он вырос в Тбилиси, но никогда ничего про такой тоннель не слышал.

- Из вашей церкви не видно, батюшка! - объяснил Амбокадзе и продолжал: - За эту работу полагалась премия от шести до двенадцати тысяч. Так как нас было двое - я и Баджаджгана, выдали нам по шести на каждого и путевки в Архангельск в придачу... Четыре года пробыл я гам. Сам понимаешь, не могу я жить без дела. Вырубил полтайги, большую помощь оказал деревообрабатывающей промышленности! Потом принял участие в марафонском беге. Бежало нас десятеро. От Архангельска до самой Караганды...

- Пешком? - удивился отец Иорам.

- То пешком, то на поезде...

- И все же вы молодцы! - похвалил священник.

- Возвращались назад в столыпинских вагонах. До финиша дошли только трое. За это получили еще по две тысячи премии. Шесть да два - восемь... Потом я перебрался в Москву. Там друзья пригласили меня как видного специалиста по тоннелям на одно крупное дело. Прорыл я замечательный тоннель, да в самом конце обрушился он... Трое погибли. В живых остался я один, и потому вся премия - семь тысяч - досталась мне. И путевка в Свердловск... Семь да старых восемь - пятнадцать. Правильно?

- Правильно! - согласился Бачана.

- Теперь я в Тбилиси. Три дня как приехал. Пока хожу без работы, но, говорят, дел для меня здесь невпроворот... А я вот думаю... Не выйти ли на пенсию? Плюнуть на все, отдохнуть... А? Устал я, браток, устал... Амбокадзе тяжело вздохнул.

- Ничего лучшего ты не мог придумать! - обрадовался Бачана. - Конечно же, иди на пенсию! Решайся! А я сделаю все, что ты захочешь! В могилу лягу, только решайся! Прошу тебя! Нет у тебя дома? Живи у меня! Вахо, дорогой, дай слово, что уйдешь на пенсию! - Голос у Бачаны задрожал.

- Да что вы, Бачана Акакиевич, куда ему на пенсию? Человек здоровее племенного бугая! - воскликнул отец Иорам.

- Слишком уж у меня тяжелая профессия, батюшка! - горько улыбнулся Амбокадзе. - Тридцать из своих сорока пяти лет я провел в закрытых помещениях или под землей...

- Конечно, - согласился священник, - нелегкое это дело строительство тоннелей, но благородное!

- Не согласитесь, а то я с удовольствием поменялся бы профессией с вами! - усмехнулся Амбокадзе.

- Вахо, ты говоришь об этом во второй раз! - напомнил Бачана.

- А теперь - все! Устал я! И умереть мне захотелось, как говорил Йэтим-Гурджи, в родном Тбилиси! Помнишь?

Здравствуй, мой Тбилиси, город мой родной!

Сын твой непутевый по-прежнему с тобой!

- Смотри, Вахтанг, слово есть слово!

- Да, Бачо, слово есть слово! - Амбокадзе встал. - Да, лекарства! Он развернул сверток и высыпал на кровать Бачаны кучу ампул, таблеток и порошков. - Вот это атероид, это интенсаин, это панангин, вот кордарон, перитрат, персантин, вот эральдин, пульснорма, а это лекарство для сумасшедших - валиум!

- Вахо, это ты сошел с ума! Откуда такие лекарства? - Бачана от удивления разинул рот.

- Слышите, батюшка? Вот так всю жизнь! Все только и делают, что задают мне этот дурацкий вопрос - откуда да откуда! А черт его знает откуда! Бери, и все тут!

- Да, но эти лекарства стоят дорого... Очень дорого! - произнес задумчиво Бачана и стал бережно перебирать порошки и ампулы, словно перед ним лежало драгоценное сокровище.

- Об этом пусть думает тот, кто платил за них, тебе-то какая забота? - отшутился Дмбокадзе. - А у вас тоже инфаркт? - спросил он священника.

- Инфаркт и все остальные болезни, какие только существуют на свете! - вздохнул отец Иорам.

- В гаком случае, раз вы живете в одной палате и хлеб едите вместе, уважаемому батюшке принадлежит половина этого добра. Закон есть закон!.. Ну я пошел, время мое вышло! А на твой грипп мне наплевать! - Амбокадзе обнял Бачану и крепко прижал его к груди. - Прощайте, батюшка! - обратился он к отцу Иораму и быстро пошел к двери. У дверей он обернулся и пристально посмотрел на Бачану удивительно красивыми и печальными глазами.

- Смотри, Бачо, не вздумай умирать!

Амбокадзе громко рассмеялся и хлопнул дверью.

- Кто этот благородный христианин, уважаемый Бачана? Я не успел даже поблагодарить его! - спросил отец Иорам.

- Вор, батюшка! Профессиональный вор! - ответил Бачана и проглотил подступившие слезы.

19

Бачана остановил машину у обочины дороги.

Холмы и поля Самадло лежали под глубоким снежным покровом. Вокруг не было видно ни души. В далеком селе над домами поднимались белые легкие облака дыма. Они тянулись к чистому голубому небу, выводя замысловатые узоры. Видневшиеся кое-где в поле оголенные деревья напоминали высохших от горя, лишенных возможности встречи влюбленных с протянутыми друг к другу руками.

Бачана вышел из машины, стал осматривать покрышки. Мария, скинув шубу, тоже вышла и, не говоря ни слова, побежала по заснеженному полю.

- Ты куда?! - крикнул Бачана.

Мария не ответила. Она бежала, утопая по колено в снегу. В высоких красных сапожках, с широкой цветастой шалью на плечах, она сама напоминала огромный цветок. Бачана с чувством радости и гордости взирал на этот живой, пробирающийся по снегу цветок, ибо знал, что принадлежит этот цветок ему, только ему, и никому больше.

Мария вдруг нагнулась, обеими руками зачерпнула снег и посыпала им голову.

- Бачана, иди сюда! - позвала она.

Бачана снял полушубок, забросил его в машину и пошел по следу Марии. Ему вдруг захотелось побегать, побарахтаться в снегу. Подойдя к Марии, он подхватил ее, поднял на руки, закружил, потом они вместе повалились, зарылись в снег. Разгоряченные, с забитыми снегом ушами и глазами, они долго кувыркались, пыхтя и смеясь, в снегу. Наконец, выбившись из сил, опрокинулись навзничь и затихли. Мария лежала, широко раскинув руки. Иссиня-черные ее волосы рассыпались по снегу, распахнутая грудь высоко вздымалась. Сейчас она напоминала загнанную охотниками, упавшую на снег лань.