Игорь Ефимов - Новгородский толмач

Алольцев обещал поговорить обо всем этом со своими земляками, разузнать их мысли. Но мне сознался, что Пскову все больше и больше нужен мощный союзник для борьбы с Тевтонским орденом. На Новгород в этом плане надеяться нельзя, потому что у них нет постоянного войска, которое можно быстро послать на помощь. А у Москвы есть. И она уже несколько раз посылала войска в помощь псковичам. Сам Алольцев готовится к отъезду из растревоженного города, зовет меня с собой. А я не могу ему сознаться, что чем сильнее волнения в городе, тем громче голос долга велит мне оставаться здесь, чтобы доносить Вам о всех важных переменах. Ссылаюсь на дела в переписочной мастерской.

5 декабря 1470

Московская партия, вдруг осмелев, повалила на улицы. Загудел вечевой колокол. Ключника Пимена схватили, притащили на площадь, обвинили в том, что он грабил казну архиепископа, порученную ему, а деньги передавал Борецким. Тут же избили кнутом и бросили в тюрьму, требуя уплаты штрафа в тысячу рублей. Потом кинулись к домам богатых бояр, колотили в запертые ворота, кидали за ограду зажженные факелы. Где-то начались пожары, слышалась стрельба из пищалей.

Господи, сохрани и помилуй! Смилуйся, сохрани и сбереги!

18 декабря 1470

Две недели город гудел и бесчинствовал. Но вчера из Москвы вернулся посол Никита Ларионов. И зачитал перед всем вечем послание князя Ивана Московского:

"Отчина моя, Великий Новгород!

Прислали вы ко мне бить челом о том, что взял Господь отца вашего, а нашего богомольца архиепископа Иону. И избрали вы себе по своему обычаю священноинока Феофила, и я, Князь Великий, вас на том жалую и велю тому Феофилу прибыть к себе в Москву безотлагательно, чтобы наш митрополит Филипп благословил его архиепископом Новгородским и Псковским, без всяких зацепок, но по прежнему обычаю, как было при отце моем Великом Князе Василии и при деде и при прадеде моем и при прежде бывших всех князьях, правивших Владимиром и Новгородом Великим и всеми русскими княжествами".

Наступила тишина. Вдруг на помост выбежал Дмитрий Борецкий, сорвал с себя шапку и закричал:

- Люди добрые! Братья новгородцы! Слыхали?! Слышали, как князь Московский вас величает? "Вотчина моя"! Вы-то думали, что вы мужи вольные, одному Богу подвластные. А оказывается, князь Московский вас давно в своих холопах числит! Да и предки его испокон веков так вас почитали! Велит нашему архиепископу срочно мчаться в Москву на поклон. Вот тут два боярина московских стоят. Давайте-ка и мы все шапки перед ними снимем. Да поклонимся, да на колени встанем!

Посадник действительно рухнул на колени и стукнул лбом в доски помоста.

Площадь взорвалась криками:

- Не хотим! Долой Москву! Мы люди вольные! За Казимира! За Литву!

Но противная партия не поддалась испугу и стала вопить свое:

- Долой латинщиков! За княза Ивана! За православную Москву!

Замелькали палки, полетели камни. Вскоре схватки с площади выплеснулись на улицы.

И сейчас, когда я пишу эти строки, с улицы доносится гул, звон колоколов, удары дубин по воротам. Алольцевы поспешно укладывают последние сундуки. Мне еще нужно растопить середину воскового круга раскаленным пестом и спрятать внутрь это послание.

Прощайте, преподобный отец, и благословите Вашего верного ученика, остающегося в охваченном мятежом городе.

С. З.

Эстонский дневник

Как быстро Ты исполнил молитву мою! Удалил ее, удалил...

Как я хочу отыскать в душе струну благодарности к Тебе за это благодеяние!

Но не могу найти ничего, кроме горечи и разочарования.

Зачем, зачем Ты это сделал?

Как пуст, как бессмыслен, как темен каждый день без нее...

Глава 5. Война

Его преосвященству епископу Любекскому,

Новгород, май 1471

Преподобный отец, учитель и благодетель!

С печалью и стыдом все больше убеждаюсь в своей неспособности выполнить Ваш наказ - быть холодным наблюдателем и летописцем. Плыть в гуще событий это все равно что спускаться в лодке по порожистой реке. Не успеваешь разглядеть берега, не успеваешь запоминать изгибы и извилины русла, следишь только за тем, чтобы не перевернуться, не вылететь из лодки, не разбить голову о камень. Тем не менее, вот Вам мой отчет о том, что успел ухватить мой взгляд, слух, память за последние пять месяцев в бурлящем, охваченном смятением городе.

Посреди зимы явились вдруг послы из Пскова новгородцам, что московский великий князь Иван призывает Псков идти с ним вместе войной на Новгород за его непокорство и измену. Послы хотели все обсудить с посадниками и боярами келейно, без огласки, уговорить их подчиниться великому князю, предлагали себя в посредники для переговоров, просили свободного проезда для псковских послов через Новгородские земли в Москву.

- Нет! - заявила Марфа Борецкая. - Не будем ничего таить. Пусть народ новгородский знает, как Москва ищет нашей крови.

Борецкие стали бить в колокол, собрали вече, заставили псковичей объявить о своей миссии всенародно.

Что тут началось!

- Кровопивец! Клятвопреступник! Ласковыми словами нас прельщает, а втихомолку готовится напасть! И других подбивает! Не дадимся Москве! Кто против Бога и Великого Новгорода!

Московская партия притихла. Только архиепископ Феофил пытался утихомирить ярость толпы, призывал остудить горячие головы. Но его голос едва был слышен. В конце концов, решено было отправить посольство к королю Казимиру, предложить ему принять Новгород под свое покровительство.

Меня несколько раз вызывали в дом Борецких переводить разные послания и беседы с приезжавшими иностранцами. В один из визитов мне довелось быть свидетелем спора между князем Олельковичем и посадником Дмитрием Борецким. Олелькович пытался сдерживать свой гнев, но ему это плохо удавалось.

- Кем же я буду командовать? - говорил он. - Где мое войско? Вы хотите в последний момент посадить на коней гончаров, плотников, сапожников и послать их против московской рати? Думаете взять числом? Неужели память у вас так коротка? И пятнадцати лет не прошло с того дня, как Москва вас побила под Старой Руссой. Сколько их там было? Триста конных против ваших пяти тысяч! И бежал ваш Гребенка-Шуйский аж до самого Новгорода.

- Что же вы предлагаете? - спрашивал - тоже сдерживаясь изо всех сил посадник Борецкий.

- Набор! - твердо отвечал Олелькович. - Немедленно. Охочих людей нанимать и плату им положить такую, чтобы бежали записываться наперегонки. А не хватит охочих людей, положить, чтобы каждый конец выставил с пяти сох конного воина. По разрубу, как в Пскове делают. И тренировать их к бою каждый день. Пищальному огню обучать, сабельной рубке. Они ведь у вас еще и седла со стременами не видали, носками за землю по старинке цепляют.