Игорь Ефимов - Новгородский толмач

- Да это же получится регулярная армия! Где ж таких денег напастись?

- Вот подступит князь Иван со своей ратью служилой, да разгонит ваших гончаров и плотников, да потребует выкуп тысяч в двадцать - то

гда, глядишь, откуда-то найдутся денежки. А сейчас и пяти тысяч не хотите собрать, чтобы отвести беду. Моим слугам из вашего казначейства каждый рубль обещанного жалованья приходится то ли на коленях вымаливать, то ли хоть саблей вырубать.

- У нас уже есть один конный полк - архиепископский.

- Да, этот полк неплох. Но командир их во всем послушен архиепископу Феофилу. А верите вы, что архиепископ не изменит в последний момент? Его Москва утверждает в сане, он с утра до вечера зовет с ней мириться. Поклонитесь, говорит, великому князю Ивану и митрополиту Филиппу, а я за вас буду им челом бить. Для него союз с Литвой смерти подобен. Не станет он кланяться киевскому владыке Григорию.

- Если король заключит с нами союз, князь Иван не посмеет напасть. Да и архиепископу придется подчиниться.

- Нет у меня большой надежды на короля. После смерти моего брата он сейчас пытается оставить Киев без князя, посадить туда своего наместника. А киевская знать не поддается, грозит отделиться, зовет меня на княжение. Пока киевские дела не решатся, руки у короля повязаны.

Этот разговор кончился миром. Но, видимо, в другой раз у князя дошло до прямой ссоры с Борецкими. Потому что в середине марта он внезапно уехал к себе в Литву. И, по слухам, на выезде ограбил от злости несколько новгородских деревень, как бы в счет недоплаченного жалованья. Да и людей, говорят, побил.

В апреле вернулись наконец послы от короля Казимира. На вече торжественно зачитали договор, подписанный королем. Литовская партия ликовала - король согласился почти на все условия новгородцев: чтобы присылаемый литовский наместник был непременно православный; чтобы вместе с ним в резиденции на Городище (правый берег Волхова) было не более пятидесяти человек свиты и приближенных; чтобы литовцы в Новгороде были подсудны новгородскому закону; чтобы никакой литовский пан не мог в Новгородской земле покупать себе села или вывозить к себе крестьян; чтобы купцы литовские торговали здесь с немецкими только через новгородских посредников; чтобы римских церквей нигде в Новгородской земле не строили; где нашему архиепископу принимать посвящение - в Москве или Кие

ве, - то нам самим решать; а если государь московский пойдет войной на Новгород, то король и вся рада литовская должны дать новгородцам скорую помощь.

Со своей стороны новгородцы обещали платить Литве положенные подати без обмана и утайки. А если король сумеет помирить их с князем Московским, то они в этом году уплатят вдвойне.

После зачтения договора многие в городе повеселели и приободрились.

- Ну, теперь князь Иван не посмеет на нас напасть! - говорили они. Это надо совсем разум потерять, чтобы поднять меч сразу и на Литву, и на Новгород.

Как мы знаем, сердце человека легко распахивает дверку гостям по имени Беспечность и Близорукость - только постучи! Стало труднее собирать деньги на вооружение, замедлилось укрепление наружной стены. Но были и недоверчивые. Их мнение яснее всего высказал мой знакомый - отец Денис:

- Слишком уж добрым выглядит король в этом договоре. Так легко уступают по всем пунктам только тогда, когда не собираются выполнять самое главное условие: скакать на помощь с мечом в руке.

Среди темного люда все шире расползаются слухи о всяких грозных предзнаменованиях. Говорят, что на двух гробницах в соборе Святой Софии выступила кровь. Что в отдаленном монастыре сами собой зазвонили колокола. А в другом монастыре по лику иконы Богоматери потекли слезы. Когда буря сломала крест на соборе, это тоже было истолковано как знак гнева Господня.

Должен сознаться, преподобный отец, что и моя душа охвачена страхом и смятением. Как я хотел бы излить Вам на исповеди то, что переполняет ее, услышать Ваши мудрые утешительные увещевания. Умом я понимаю, что победа Борецких и литовской партии - это была бы и наша победа. Но сердце говорит, что она может обернуться катастрофой. Что души новгородцев еще слишком привязаны к старой вере, к старым заблуждениям. Если польется кровь, они могут только укрепиться к своей ненависти ко всему, что исходит из Рима.

От митрополита московского Филиппа пришло к новгородцам послание. Вот его приблизительный перевод:

"Слышу о мятеже и расколе вашем. Бедственно и одному человку уклониться от пути правого; еще ужаснее целому народу. Трепещите! Да не сойдет страшный серп Божий на головы сынов ослушных. Вспомни сказанное в Писании: беги от греха, как от ратника; беги от соблазна, как от змеи. Этот соблазн есть латинщина, она уловляет вас. Разве пример Константинополя не доказал ее гибельного действия? Греки царствовали, греки славились в благочестии. Но попытались соединиться с Римом и теперь служат туркам. До сих пор вы были целы под крепкою рукой Иоанна. Не уклоняйтесь от святой великой старины и не забывайте слов апостола: Бога бойтесь, а князя чтите. Смиритесь, и Бог мира да будет с вами!"

Но никакие уговоры уже не могли подействовать. Весь город словно бы превратился в единое существо, опьяненное страстью, злобой, собственной силой, жаждой испытать ее, упиться бешенством смертельной схватки. Даже архиепископ Феофил не смеет уже возвысить свой голос в защиту мира и благоразумия. Вооруженные отряды патрулируют улицы, часовые сменяются у пушек на стенах и башнях.

И вот вчера судьба ударила в свой колокол: из Москвы доставили "разметную грамоту" князя Ивана. Так здесь называют объявление войны.

Господь Всемогущий, сохрани и помилуй заблудшее стадо Твое!

Преданный Вам, Стефан З.

Фрау Урсуле Копенбах, в Любек,

из Новгорода, сентябрь 1471

Дорогая мать и благодетельница!

С горечью и тоской сообщаю Вам, что того Стефана, которого Вы знали, пестовали и растили, больше нет на свете. После того, что мне довелось пережить и увидеть в Новгороде этим летом, душа моя выгорела дотла и превратилась в чадящую головешку. В ней не осталось ни любви, ни сострадания, ни надежды.

Сколько я прочел книг об ужасах войны, сколько слышал рассказов бывалых воинов! Но все это оставалось словами, излившимися на бумагу, словами, отзвеневшими в воздухе. Миллиона слов не хватит, чтобы передать вопли одного раненного стрелой в живот или вой матери, прижимающей к груди обгорелый труп ребенка.

Если это послание доберется до Вас, в пакете Вы найдете хронику, которую я вел с июня месяца. Прошу Вас, передайте ее нашему дорогому епископу. Моя связь с ним прервалась, купцам сейчас запрещен въезд и выезд из Новгорода. Псковский гонец согласился отвезти пакет Алольцеву, а тот уже переправит его Вам.