Герай Фазли - Семизвездное небо

Мне показалось, что, произнося эти слова, Рамзи хотел дать всем почувствовать, что в этом вопросе главным является вовсе не то, что моего отца избрали председателем, а его, то есть Рамзи, отношение к случившемуся. Смысл диалога постепенно начал доходить до меня. "Рамзи просто смеется над отцом, не может поверить в то, что именно его избрали председателем. А отец понял это сразу. Хотел тут же, при людях, ответить ему, но сдержался. Видимо, пожалел пастуха Ильяса". На этом я и остановился в своих размышлениях, пойти дальше не хватило смелости. Необычность костюма, походка Рамзи очаровали меня. Сверкающие на новом летнем костюме пуговицы слепили глаза. Шелковая сорочка с нежным рисунком была такого приятного цвета... На талии вместо пояса шелковый шнурок с мягкими кисточками на концах. Костюм был расстегнут, и эти кисточки, колеблющиеся на ветру, походили на белые полевые цветочки. На ногах блестящие красивые туфли кофейного цвета. А самым удивительным было то, что при каждом шаге Рамзи эти туфли скрипели, и этот скрип походил на звук зерноочистительной машины, что стояла у дровяного сарая в нашем дворе. Таких скрипучих туфель я, по правде говоря, еще ни у кого не видел. Здороваясь с земляками, Рамзи каждому говорил что-нибудь приятное и всем одинаково улыбался, при этом сверкали его белые как эмаль зубы.

Потом по просьбе дяди Ильяса взрослые собрались в его обнесенном большим каменным забором дворе. Прямо на зеленой траве была расстелена широкая скатерть, под тутовым деревом дымил самовар. С засохшей ветки старой груши свешивались две половины бараньей туши, от них еще шел пар. Сегодня дядя Ильяс, которому от радости вся долина Агчай была тесна, в честь сына устроил грандиозный званый обед; значит, таким цыплятам, как я, вертеться под ногами хозяина дома неприлично. Поэтому, выйдя на большую сельскую дорогу, я решил пойти к Искендеру.

Я шел медленно. Вдруг позади послышался голос Гюльназ

- Ай гагаш, куда направляешься?

Гюльназ была не одна - Шахназ держала ее под руку.

- Наверх, к Искендеру.

- Он только что пошел к Бешбулагу, - пояснила Шахназ.

- А вы куда собрались?

- К тете Ясемен. Давно с нею не виделись.

Ясемен была родной теткой Шахназ, она хорошо знала и меня и Гюльназ.

- Идем с нами, - Гюльназ схватила меня за руку. - Знаешь, говорят, сын пастуха Ильяса приехал из Ленинграда на каникулы. Может, увидим его с балкона тети Ясемен.

- Это так важно? - почему-то раздраженно спросил я.

- Не важно, а интересно, - на этот раз ответила Шахназ.

Не знаю, что со мной случилось, но, проклиная себя, я все-таки пошел с ними.

... Тетя Ясемен встретила нас радостным криком, каждого обняла, прижала к груди.

- Какие к нам гости пожаловали! Это откуда же солнышко взошло? засуетилась она.

- Тетя Ясемен, ты разве не знаешь, что сегодня солнце взошло со стороны Ленинграда? - засмеялась Гюльназ, взглядом показывая на шумный двор дяди Ильяса. - Вот мы и пришли полюбоваться им.

Место действительно было очень удобным. Уставленная цветочными горшочками веранда тети Ясемен выходила прямо во двор дяди Ильяса. Цветы скрывали нас, но мы отчетливо видели все, что там происходило. Я сидел на веранде на плоском табурете, пил чай и мог наблюдать.

Через некоторое время до нас донеслись звуки кеманчи. Значит, дядя Мурсал был уже там. Поставив кеманчу на колено, он спокойно настраивал ее.

Пир разгорался. С веранды тети Ясемен, наполненной ароматом цветов, я видел только его - сидящего во главе пиршества, только Рамзи. Все сидели на коврах, расстеленных на зеленой траве, кто скрестив ноги по-турецки, кто опершись на мутаки. Только Рамзи почему-то сидел на стуле, покрытом старой оленьей шкурой. Перед ним на маленьком столике стоял горячий крепкий чай. Рядом стояла ваза, наполненная фруктами. Отец его, дядя Ильяс, хоть и вел приятную беседу с гостями, все время поглядывал на сына. В эту летнюю жару на голове у дяди Ильяса была большая папаха из бараньей шкуры, черная чуха, на ногах чарыки. Хилый, с заросшим щетиной лицом, безграмотный пастух - и ослепивший Чеменли своим блеском сын-студент! Будто на засыпающем дубовом пне зазеленела ветвистая чинара. В сердце моем появилось непонятное ощущение, объяснить которое я не мог. Что бы это могло означать? Не звуки ли кеманчи привели меня в такое состояние? Я видел белые длинные, покрытые лишаем пальцы дяди Мурсала, взгляд мой задержался на стоявшей перед ним начатой бутылке вина. Но почему-то эта бутылка сейчас не имела никакого отношения к дяде Мурсалу. Только кеманча принадлежала ему одному. Когда его лишайные пальцы перебирали струны кеманчи, а смычок касался их, лицо дяди Мурсала светлело, прекрасная улыбка озаряла его. В другое время, когда кеманча молчала, такого не случалось. Руки его вызывали брезгливость, и никакая сила не могла заставить меня назвать его дядей Мурсалом. Он становился им только тогда, когда ставил на колено кеманчу. В такие часы он был всеми любим, он превращался в самого уважаемого человека. Никто не мешал ему пить вино, не обращал внимания на его лишайные пальцы. Вот так, подперев подбородки руками, все молча его слушали. Уже во второй раз звуки кеманчи потрясли меня. Прямо как в сказке, я был очарован их божественной силой. Что находило на меня в такие моменты, я понять не мог.

- Тетя Ясемен, почему он сидит один? - Радостный смех Гюльназ освободил меня от волшебства кеманчи. - Надулся как индюк...

- Кто это надулся как индюк?

- Не видишь, что ли? Ну и что ж, что он учится в Ленинграде? Почему он не может сидеть как все?

- Боится, что помнется его новый костюм.

- А от травы зеленые пятна на брюках останутся. - Гюльназ так хохотала, что некоторые гости обернулись в нашу сторону.

Вдруг я почувствовал, что и Рамзи тоже взглянул на нашу веранду, что-то произнес и сам рассмеялся.

- Наконец мечта твоя сбылась, Шахназ, поздравляю, тебя удостоили вниманием. Видела, как он посмотрел на тебя?

- Почему на меня? Может быть, как раз на тебя?

- Ну что из того, если и посмотрел, девочки мои цветущие? - вмешалась в разговор тетя Ясемен. - Если не на вас, то на кого же должен засматриваться молодой парень?

- Молодой, тетя?

- Если не молодой, то какой же он? Вспоминаются мне дни, когда я взваливала малыша на спину и таскала к отцу в стойбище - будто это было вчера. - Она вздохнула. - Эх, дни летят словно ветер. Подумать только, о господи, вчерашний ребенок, теперь, слава богу, вон какой богатырь.

- Тетя, кому же из вас я должна теперь верить? - Взглянув на меня, хитро улыбнулась Шахназ. - Гюльназ утверждает, что он на индюка похож, а ты говоришь - на богатыря. - Потом, обернувшись ко мне, спросила: - А ты как считаешь, Эльдар?

- А тебе как хочется? - ответил я вопросом на вопрос.