Наум Фогель - Капитан флагмана

- Рабочий ты, - убежденно сказал Скиба. - Когда у человека выбор есть, он всегда самое почетное выбирает. На рабочем человеке земля держится. Он всех ценностей созидатель.

Григорий усмехнулся:

- Здорово ты говоришь, Василий Платонович. Прямо как по книжке шпаришь.

Скиба нахмурился:

- Как могу, так и говорю... Ты уж извини, если у меня одно к одному не так подгоняется. Одни по-простому говорят, другие, как ты, например, корифеи словесного дела. А только в слове самое главное, чтоб оно понятно было. Я ведь понятно говорю?

- Понятно, Василий Платонович. Куда уж понятнее.

- То-то же.

"Нет, с вывихом этот парень все же, - думал иногда Скиба. - Никогда не знаешь, что он отчебучит. Вот вздумал жениться. Взял намного старше себя и какую-то непутевую". Когда Скиба узнал, что Григорий у нее третий, отказался на свадьбу прийти.

- Ты уж извини, а только не лежит у меня душа к твоей будущей подруге жизни. Не лежит - и все тут. И против я этой женитьбы. Понимаешь, против.

- Почему, Василий Платонович? - удивился Таранец. - Женщина она видная из себя, красивая, культурная... А что актрисой работает...

- Да не работа ее не нравится мне, а сама она. И сдуру ты это надумал... Жениться на ней. Бросил бы, пока не поздно. Она же из тебя кудель сделает и будет ниточки вить. Давай откажись, пока не поздно.

Таранец вздохнул.

- Не могу, Василий Платонович, - произнес он с какой-то тихой грустью. - Во-первых, я слово дал, а во-вторых, - это вам только, как родному отцу, - ребенок у нее будет.

- Вот оно что, - протянул Скиба. - Тогда, конечно... А только скажу я тебе все равно: противно, когда битая бабенка молодого парня таким вот манером в загс тянет. В общем, не стану хаять ее, невеста она тебе и, по всему видать, женой станет. Хоть не время, а станет. Но я так думаю, что лучше бы тебе на ком-нибудь из наших заводских девчат жениться. Вон какие пригожие у нас работают. Нет, на вечерку вашу я не пойду. Извини уж. Хитростью она тебя берет. Коварством. И боюсь, если я малость выпью, скажу об этом при всем народе. Нехорошо получится. Лучше дома посидеть мне, пока вы там будете коньяки хлестать и кричать "горько". У меня что на уме, то на языке. И не обижайся.

Григорий сказал, что не обижается, хотя и было ему очень обидно.

А потом вышло все, как Скиба предсказывал.

..."Черт меня дернул сегодня за держак взяться, - думал Григорий. - И шва того меньше метра сварил. И место неброское. А этот англичанин увидел".

Скиба разулся, выкопал в песке небольшую ямку, подождал, пока она заполнится теплой водой, и опустил в нее ноги. Посмотрел на Таранца.

- О чем задумался, Гриць?

- О ничтожестве всего сущего на земле, - помолчав немного, замогильным голосом произнес Григорий.

- Язык у тебя сегодня какой-то поповский.

- Ничего ты, дядя Вася, не понимаешь, - произнес Таранец, продолжая просеивать песок между пальцами. - Работаешь, можно сказать, без передышки и смену, и полторы. А для чего, собственно говоря?

- Как это "для чего"? - даже брови сдвинул бригадир. - Мы корабли строим. Понимаешь, корабли.

- Эка важность - корабли, - все в том же тоне продолжал Григорий. Сколотил несколько бревен, прицепил сзади какой-нибудь захудалый мотор с винтом на хвостовине - вот тебе и корабель... Ну, скажем, у нас вместо бревен - железная коробка высотой с десятиэтажный дом, вместо моторчика газовая турбина в тысяч сто лошаденок. В принципе - одно и то же. Ты на свой корабль с философской точки зрения посмотри, дядя Вася.

- А с философской точки зрения - это контейнеровоз с четырьмя мощными кранами на борту, автономный - хоть посреди океана разгружайся. Контейнеровоз, брат. Лайнер. Громадина. И по оснастке своей и удобствам для команды равного себе в мире не имеет. Вот что такое наш корабль с философской точки зрения.

- Ну а если его рядом с луной поставить - песчинка.

- Если с луной, то конечно, - согласился Скиба, - а только ведь и песчинка - любопытная штука. Помню, в школе еще, взял я такую песчинку да и ткнул под микроскоп. Глянул - и ахнул. Скала. На ладонь положишь - ничего, а под микроскопом - громадина.

- Вот видишь, - произнес Григорий, - оказывается, и ты задумываешься.

- Человек должен задумываться. На то он и человек. А только главное что его мысли бередит. Вот ты, к примеру, сейчас о чем думаешь?

- О бесконечности думаю.

- Простая вещь эта твоя бесконечность, - махнул рукой Скиба. - И задумываться над нею нема чего. Написал ты, к примеру, какое-нибудь число. Пускай даже очень большое. А я возьму да и припишу к нему единичку. Ты другое напишешь, еще длиннее. А я и к нему - единичку. Так и будем сидеть, пока до пенсии не досидимся.

- Мне до пенсии еще далеко, дядя Вася, - сказал, улыбаясь, Григорий.

- Хоть и сто лет. Хоть двести. Все равно я тебя этой своей пустяшной единичкой доконаю. Это и есть бесконечность. Просто, как та кувалда, которой мы клинья загоняем, чтобы надстройку к месту подогнать. Над серьезным стоит задуматься, а так, от нечего делать, мыслями в голове перекидываться баловство. Бесконечность я себе, Гриша, очень даже ясно представляю, а вот в практической жизни у меня для всего свое начало есть и свой конец. Вот, к примеру, заложили мы этот лайнер. Придет день - и сдадим его. В срок сдадим. А вернее - хоть немножко, а раньше срока. Это у нас в крови заложено, чтоб, значит, хоть немного, а раньше срока дело кончать. Крепкий корабль будет. Корабли нашей марки - все до одного - очень крепкие, потому что все ему первоклассное дается, начиная от стали для корпуса, кончая отделкой. Однако придет время, и состарится корабль. И порежут его на лом. А с этого металла, может, уже другой, космический построят. И тому тоже будет и начало, и конец...

- Смотрю я на тебя, Василий Платонович, и только диву даюсь. Образования у тебя - всего шесть классов.

- Семь, - поправил его Скиба, - семь с грамотой. С похвальной.

- Ладно, семь, и с похвальной грамотой. И все же удивляюсь я тебе, дядя Вася: все тебе ясно и понятно. Техническая революция тебе тоже понятна?

- А что - "техническая революция"? Человек с техникой всегда дружил. Он ее вперед подгонял, а она его вытягивала то из одной беды, то из другой. Когда человек первый раз дубиной зверя прикончил - вот тебе и техническая революция. Человек должен был тому зверю на обед достаться. А вышло наоборот. А почему... Потому что - дубина. Дубина - тоже техника. А когда первый раз огонь разожгли, колесо придумали, лук сообразили и стрелу к нему с наконечником приладили... Все это, брат, техническая революция. Только газет тогда не было, писать не умели и трескучими словами друг дружку не тешили. Если хочешь, и паровоз, лампочка электрическая, телефон, репродуктор - тоже техническая революция. А потом уже и кибернетика, и прочие чудеса.